вопрос многоаспектен и основан на ряде неожиданных и редко принимаемых во внимание связей между сотрудничеством и социальным научением.

Между тем эволюция повсеместного обучения стала одним из важных шагов к тому, чтобы наладить крупномасштабное сотрудничество. Мало кто рассматривает обучение как проявление сотрудничества, однако, по сути, это именно так. Сотрудничество определяется как действия на благо другой особи (получателя), которой этот положительный результат обеспечивает предпочтение при естественном отборе{1209}. В случае обучения такое благо состоит в полезном знании. Из теоретического исследования, описанного в седьмой главе, вытекало, что всеохватывающая разновидность обучения эволюционировала у человека совместно с кумулятивной культурой. Как показывал этот анализ, у человека обучение распространено так широко, потому что кумулятивное культурное знание со временем накапливается и в популяции растет число наставников, которые владеют дающей большие преимущества, но трудной для усвоения иным способом информацией (как, например, изготовить функциональное каменное орудие или как собирать мед) и могут поделиться ею с учениками{1210}. Часто сотрудничество у человека провозглашают не имеющим аналогов в животном мире{1211}, однако в каком именно отношении оно уникально и насколько эти заявления обоснованны, пока не установлено{1212}. Один из вариантов ответа на этот запутанный вопрос дает наш анализ эволюции обучения. Безусловно, «у человека появились такие сложные и уникальные механизмы принуждения к сотрудничеству, как контракты, законы, правосудие, торговля и нормы общественного поведения»{1213}, и все эти механизмы требуют обучения, иначе они не будут работать. Кроме того, значительная доля сотрудничества у человека требует языковых способностей, но, как мы убедились в восьмой главе, у нас есть все основания предположить, что происхождение языка связано с обучением и кумулятивной культурой. Вполне возможно, что язык развивался как средство повысить эффективность и точность обучения, и, даже если его возникновение обусловлено чем-то другим, это все равно наверняка не мешало использовать его в обучающем контексте. Таким образом, человеческое сотрудничество отличается необычайно широким охватом, достигнутым, судя по всему, благодаря кумулятивной культуре, а также, возможно, уникальной опоре на важные механизмы, которые у других видов либо редки, либо отсутствуют в принципе, а именно на обучение и язык{1214}.

Помимо этого вывода наше исследование эволюции обучения позволило сделать еще два заключения, более предсказуемых с точки зрения интуитивной логики: вероятность обучения возрастает с увеличением степени родства между наставником и учеником и снижается с ростом затрат на обучение{1215}. Эти зависимости подтверждаются эмпирическими данными о человеческих популяциях{1216}. Соответственно, вполне можно представить себе, что это повсеместное, всеохватывающее обучение, которое мы наблюдаем у человека, появлялось сперва в кругу близких родственников – например, родители учили детей навыкам собирательства или братья и сестры помогали друг другу осваивать изготовление орудий. Однако обучать более дальних родственников без языка, хотя бы в зачаточном состоянии, чаще всего было бы экономически неоправданно, поскольку выгода в виде общей приспособленности получалась бы очень скромной. Язык, одновременно уменьшая затраты и увеличивая точность обучения, давал возможность распространить его и на более дальних родственников, в том числе на небольшие родственные группы, такие как охотничье-собирательские общины гоминин. Такой уровень обучения, судя по всему, вполне позволял представителям этих небольших групп инструктировать друг друга насчет конкретных ролей в скоординированных совместных предприятиях – охоте на антилоп или обороне от хищников, – тем самым увеличивая масштабы взаимодействия, основанного на родстве.

Как мы знаем из приведенных выше документальных источников, у многих мастеров социального научения среди животных (таких как приматы или китообразные) наблюдаются поведенческие традиции, фактически представляющие собой негласные правила, которые соблюдает конкретное сообщество, например исполнение местной песни или охота. У наших предков-гоминин тоже наверняка имелись присущие конкретной группе обычаи, поддерживаемые как социальные условности. Если какие-то поведенческие традиции можно перенять за счет научения посредством наблюдения, то более трудные для усвоения обычаи должны были распространяться путем обучения родственниками друг друга. У большинства животных обучение сводится к тому, чтобы предоставить ученику больше возможностей что-то освоить{1217}, как у сурикатов, которые приносят детенышам обезвреженных скорпионов{1218}. Однако в редких случаях и у животных наблюдаются признаки «тренинга», при котором наставник своей реакцией поощряет или пресекает поведение ученика{1219}. В качестве примера можно привести материнское поведение курицы, которая, видя, что цыплята пытаются клевать что-то неподходящее, принимается усиленно долбить клювом землю и грести лапой, чтобы они бросили свою неудобоваримую добычу и сбежались к ней{1220}. Современное человеческое обучение, несомненно, тоже не обходится без того, чтобы исправлять ошибки. А значит, на какой-то развилке истории наши предки начали систематически поправлять тех, кого обучали, а в результате отошли от привычки руководствоваться одними только социальными условностями и двинулись по пути регламентирования жизни общества правилами и нормами{1221}. Вместо того чтобы показывать, как можно себя вести, они стали провозглашать, как нужно себя вести. В конце концов в каждом обществе сложился определенный набор правил, который диктовал членам этого общества, как именно следует поступать (как разводить костер, как ловить черепаху, как обрабатывать землю), и все эти правила насаждались вербально. В этих нормах конкретизируются и правила социального взаимодействия, включая то, как надлежит реагировать на какое-либо нарушение порядка{1222}. С приходом норм социальная жизнь гоминин стала представлять собой не просто совместное обитание с некоторым количеством людей, а идентификацию с группой, соблюдение ее правил и привилегированность принадлежащих к ней{1223}. Нормы облегчили координацию действий в группе и тем самым существенно расширили простор для предприятий, предполагающих сотрудничество. Чтобы разрешать конфликты или предотвращать будущие социальные проблемы, необходимо было рано или поздно институционализировать норму и сделать ее гласным «законом», которому должны подчиняться все члены общества, а также договориться о санкциях для нарушителей{1224}.

С этого момента наши предки жили в обществе, структурированном совместно создаваемыми и насаждаемыми негласными договоренностями и установлениями, определяющими, как себя вести. Многие из них переросли затем в регламентируемые правилами социальные институты{1225}. Поскольку нормы далеко не самоочевидны, юным членам сообщества обычно нужно растолковывать не только суть этих предписаний, но и необходимость им подчиняться. Это мы наблюдаем воочию в современных человеческих популяциях, где совершенно невозможно понять без разъяснений, как функционирует система банковских чеков или денежных переводов, когда, как и зачем нужно платить налоги, каковы правила дорожного движения. В каждом человеческом обществе есть подобные нормы и законы, которые дети обычно хорошо усваивают главным образом благодаря активным наставлениям со стороны взрослых или в организованном специально для этой цели учебном пространстве{1226}. Сотрудничество у человека простирается далеко за пределы личной помощи своей родне или оказания услуги за услугу. Масштабы сотрудничества у человека в значительной мере не имеют аналогов, поскольку только у нас оно строится на нормах, усваиваемых и передаваемых социальным путем. Эти нормы не только указывают человеку, как себя вести, но и устанавливают принципы поощрения хорошего поведения и наказания поведения неприемлемого, как стало широко известно благодаря экспериментальной работе известного экономиста Эрнста Фера{1227}.

Социальная жизнь у человека структурирована в аспекте сотрудничества гораздо больше, чем у любого другого примата{1228}, отчасти в силу наличия у нас норм. Крупномасштабное сотрудничество обычно требует координации действий множества индивидов или особей. Организованные действия в парах и группах современных людей обычно подразумевают общность намерений и целей, а также совместное внимание, умение смотреть с чужой точки зрения и настрой на работу{1229}. И здесь в дело снова вступает обучение. Чтобы обучить другого тому, как готовить пищу, разводить огонь, мастерить орудия, требуются и совместное внимание, и совместный настрой, а также общность намерений и целей. Кроме того, эффективность обучения только повысится, если наставник сумеет вставать на точку зрения ученика. Не исключено, что когнитивные способности, необходимые для координации действий, изначально развились в контексте обучения, а затем уже стали применяться для обеспечения самых разных масштабных предприятий, требующих сотрудничества. Таким образом, язык, обучение и конформность стали центральными составляющими в человеческом поведении, чего у других животных не произошло.

По ходу исследований эволюции сотрудничества очень много внимания в научной литературе уделялось проблеме предотвращения мошенничества в сотруднических обществах. Однако