Если в суровом Пятом Большом переходе и было что-то светлое, так только то, что завершился он в тихом и мирном месте. Там, куда, казалось, не заинтересованы наведываться Смотрители. А может, как надеялась Община, у Смотрителей хватает и других забот. Порой Глен вслух высказывал беспокойство насчет исследования. На третью зиму их блужданий вокруг Котловины, не нарушенных ни Смотрителями, ни указаниями идти на Пост, он задался вопросом, почему им больше не раздают опросники, не берут кровь на анализ и не проводят осмотры и что означает отсутствие всего перечисленного. Но остальных это не тревожило. По исследованию никто не скучал.

– А я и не говорил, что скучаю по нему, – уверял Глен, но этого и не требовалось.

После того как выпал последний снег, Вэл наконец забеременела. И округлилась, стала краснощекой и пошатывающейся, как желудь в скорлупе, к тому времени, как появился тот Смотритель верхом на лошади. Он казался скорее видением, нежели человеком. Столько времени прошло, он никак не мог быть настоящим. Смотритель не представился.

– Вам надлежит двигаться дальше, – процедил он, не слезая со своей кобылы в серебристую крапинку. – Вы пробыли здесь слишком долго.

– А вы здесь слишком долго не бывали, – откликнулась Беа.

– У нас много дел, – бесстрастно отозвался он и прикрыл глаза, будто вспоминал страшный сон. Потом вздохнул. – Мы ведь на работе, знаете ли. И эта работа не из легких. Так что будьте добры, помогите мне справиться с ней побыстрее. – Он устало ущипнул себя за переносицу. – Вы пробыли здесь слишком долго. Пора двигаться дальше.

– А с чего вдруг на лошади? – спросила Беа.

– Прошу вас, не уходите от разговора.

Беа сделала наивные глаза.

– А что такого-то? Просто хочу узнать. Обожаю лошадей. – Она почесала кобыле подбородок, и та довольно всхрапнула.

– Исследования показали, что грузовики наносят слишком серьезный ущерб экосистеме.

– Вам для этого понадобилось проводить исследования?

Смотритель нахмурился.

– Нет, конечно. Но мы не знали, насколько велик ущерб. Грузовики оставляют суперслед. – Его лицо болезненно исказилось при мысли, сколько суперследов он оставил на этой земле. – Так что теперь все мы передвигаемся верхом. – Он неловко сполз с седла.

– Большая перемена, – сказала она.

– С этой новой Администрацией одни большие перемены.

– Что же это за Администрация такая? – спросил Карл.

Все взрослые засмеялись, особенно Новоприбывшие. А пока смеялись, Смотритель что-то записывал, сведя брови.

Покончив с записями, он велел:

– Отправляйтесь.

– Нам надо дождаться, когда вернутся наши Собиратели, – сказала Беа.

– А где они?

– В горах.

– А вы почему не в горах вместе с ними?

– Потому что мы здесь.

Разраженным жестом Смотритель снова открыл блокнот.

– Собирательством вы должны заниматься все вместе, – выговаривал он сквозь зубы и яростно царапал ручкой, записывая их прегрешения. – Вы никого не должны ждать. Вы же кочевники. Вам нигде не разрешается просто ждать. Вам положено: первое – держаться вместе; второе – не прекращать движение, третье – всеми делами заниматься во время переходов. – Из оставшихся после подсчета пальцев сложилась двустволка.

– Мы вынуждены останавливаться для охоты, собирательства и обработки добычи, – напомнила Беа.

– И потом, даже кочевые народы в конечном итоге оседают на одном месте, – добавил Карл. Высказывание было совершенно не свойственным ему, но в этом году он подвернул ногу, с тех пор переходы ему немного разонравились.

В эту минуту Смотритель и заметил их коптильню. И покачал головой, не веря своим глазам: «Ну вы даете». Он обошел вокруг коптильни, откинул полог, сделал снимки, еще что-то записал. Потом вынул из заднего кармана фляжку, из рюкзака – спичечный коробок, поплескал на коптильню жидкостью из фляжки, чиркнул спичкой и бросил ее. Вспыхнуло пламя.

Строительство коптильни заняло у них целое лето – время ушло главным образом на то, чтобы разыскать дерево для постройки в предгорьях и перетащить в лагерь. Столько утомительной работы им еще не доводилось выполнять. Даже в те времена, когда они, казалось, годами только и делали что кочевали. Оказалось, сооружение постоянных построек потруднее переходов. Они смотрели, как горит коптильня. И ничего не могли поделать. Нарушение правил было очевидным.

– А вы не боитесь, что огонь распространится? – Голос Беа дрогнул от гнева и, похоже, толики грусти.

– Да нет, не особо. Лошадь у меня быстрая. – Он подмигнул Беа.

Она плюнула ему под ноги.

– Берегите себя, – ехидно добавил он и после нескольких неудачных попыток, чертыхаясь, снова влез в седло. Кивнул в сторону пылающей коптильни, крикнул: «Никаких следов!» – и галопом умчался прочь.

В тот день натаскать воды они еще не успели, поэтому огонь потушили несколькими шкурами со своих постелей. И закашлялись от едкой вони и дыма горящей оленьей шерсти и кожи.

На следующий день они послали охотников в предгорья за мясом.

Их беспокоило, что с началом кочевой жизни они утратят права на эту землю, хоть они и не имели на нее никаких прав. Поэтому сворачивать лагерь не стали. И остались в нем вопреки всем доводам рассудка. На этом настаивало их чутье.

* * *

Пока Охотники охотились, а Собиратели продолжали заниматься собирательством, Агнес и Глен помогали Дебре и Джейку с шитьем. Сестра, Брат и Кедровая Шишка тоже были рядом, но только завязывали на жилах узлы, а потом выслушивали упреки Дебры.

С оседлой жизнью у них прибавилось еды, начался рост ввысь и вширь, возникла потребность в новой одежде. В первую очередь для Агнес. Может, раньше она и вправду была слишком тощей, как считала ее мать, но теперь ее щеки, казалось, пружинили, чуть колыхались, задетые кончиками пальцев. Больше она уже не напоминала ходячий скелет. У нее наметились формы, хоть и еле заметные. Она сомневалась, что их видят другие, зато сама видела отчетливо. Когда она ложилась, ощущения были иными. Тело совсем иначе соприкасалось с землей. Вдобавок она еще и вытянулась. И теперь была ростом почти с Вэл. Когда они стояли рядом, смотрела Вэл прямо в нос. Но при этом она оставалась одной из самых низкорослых в Общине. Гораздо ниже, чем ее мать, которая ростом не уступала мужчинам.

Агнес наблюдала, как Глен осторожно отделяет пучки жил от оленьего сухожилия. У него снова появились брыли, они дрожали, пока он водил пальцами вверх и вниз по сухожилию. Первым распоряжением ее матери после того, как она присоединилась к Карлу на посту лидера группы, стало возвращение Глена в число кухонных работников Общины, и с тех пор его порцию и порции других Оригиналистов никто не урезал. Прежние работники клялись и божились, что и не думали урезать их, но Оригиналисты заметно пополнели за сезон, прошедший после введения новых порядков. Беа даже велела увеличить порцию Глена на некоторое время, пока он не окреп, не восстановил силы и его походка не стала тверже. Обязательным стало требование, чтобы Глен участвовал как минимум в одном разговоре в день с кем-нибудь из членов Общины, кроме Агнес. С ним беседовали поочередно. Оригиналистам подчиняться этому требованию было нетрудно, ведь они давно знали Глена, но неуютно под недовольными взглядами Карла. Однако если Глена игнорировали, недовольство демонстрировала Беа. Порой быть Оригиналистом оказывалось нелегко.