Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я почти не ощущала вкуса блюд, но уже не от волнения, а от увлечённости разговором.
– Десерт будешь? – неожиданно спросил Глеб.
– Что?
– Десерт. Просто уже поздно…
– О… Нет, если ты торопишься, не нужно никакого десерта.
– Никакой спешки нет, – Глеб покачал головой, – просто мы съедим десерт и будем собираться.
Я задумалась.
– Ты что, не любишь сладкое?
– Люблю…
– Значит, просто выбери, – он подтолкнул ко мне меню.
Сейчас он расплатится по счёту, и всё закончится.
Мы так и не поговорили о чём-то серьёзном… ничего не обсудили.
Может, так даже лучше?
Плодотворное сотрудничество завершилось роскошным ужином в элегантной обстановке. Беседа носила оживлённый характер и имела лёгкий оттенок флирта.
Никто никому ничего и не был должен…
– Сам я уже не смогу вести машину, – заметил Глеб, – водитель обещал вот-вот подъехать.
Передо мной поставили какое-то сложное сооружение из ягод, взбитых сливок, мороженого в чаше из половины ананаса.
Я автоматически воткнула ложечку в самую середину десерта.
– Вера, если ты не слишком торопишься…
Я подняла на Глеба глаза.
– Да?
– Может, мы ещё успеем заехать ко мне? Хочу угостить тебя хорошим кофе. Обещаю, что не будем сидеть долго.
– Потому что завтра рано вставать?
– Потому что завтра рано вставать, – кивнул Глеб. – Мне.
Мне хотелось сострить: а в ресторане с хорошим кофе проблемы?
Происходящее напоминало о фильме «О чём говорят мужчины». Я скажу ей, что у меня дома прекрасная коллекция лютневой музыки семнадцатого века. И она довольна, и я рад…
Кофе.
Что ж, пусть будет кофе.
Может быть, это действительно будет кофе.
Может быть, он просто хочет пригласить меня в гости.
«Ты серьёзно? Правда в это веришь?»
А даже если и не верю, то что с того? Вера ещё не обязана верить. Она может просто знать, что никогда не простит себе, если не посмотрит, что там, за горизонтом.
Если я не поеду с ним и не узнаю, чего он хочет, никогда себе этого не прощу.
Разве мне есть что терять?
Разве я не свободна в своих желаниях?
Разве я не слишком много рефлексирую на эту тему?
«Неплохо было бы для начала получше узнать друг друга», – прошелестел голос в моей голове.
Ещё лучше? Подождать для верности годик-другой?
– Тебе не нравится?
Я вздрогнула:
– Сейчас доем. Прости.
– Мне кажется, здесь не за что извиняться, – вздёрнув бровь, заметил Глеб.
Когда принесли счёт, он не дал мне возможности даже заглянуть в него.
Машина уже ждала нас на парковке.
Глеб открыл передо мной дверцу. Я постаралась как можно более грациозно сесть на заднее сиденье. У меня всегда проблемы с тем, чтобы изящно вылезти из машины и уж тем более сесть в неё. Я пристраиваю попу на сиденье, после чего пытаюсь одним движением перенести в неё сдвинутые ноги, не задев при этом ни дверцу, ни обивку переднего сиденья.
Глеб мягко закрыл дверцу, обошёл машину и сел с другой стороны.
Уже стемнело. Наш маршрут получился очень зрелищным: сначала кремлёвские башни со стороны Охотного ряда, потом Тверская с морем огней и подсветок, сталинская высотка на Баррикадной. Не доезжая до зоопарка, мы свернули на Большую Грузинскую.
Я искоса взглянула на Глеба. Казалось, он пребывал в отличном расположении духа – расслабленный, улыбающийся едва заметной улыбкой.
Мы затормозили у дома из красного кирпича. Даже из окна машины мне было видно, что дом отличается необычностью планировки.
Да. Хотела бы я жить в таком доме. Не многоэтажка. Кирпично-монолитный. Окна большие, лоджии застеклённые, опять же. Перед подъездами разбиты клумбы. Стоянка – отдельно. Всё новое, пыли и хламу в квартире взяться неоткуда…
Интересно, с чего у меня в голове такая вязкость мыслей? Неужели от вина?
Современный домофон. Но Глеб к нему даже не прикасается – дверь пищит сама, и он берётся за ручку. В аккуратном закутке сидит консьерж. На подоконниках в подъезде – горшки с цветами. В лифте идеальная чистота и зеркало во весь рост. Лифт останавливается на шестом этаже. На этаже всего две квартиры. Глеб отпирает ту дверь, что справа. Мы заходим.
Дверь закрывается с едва слышным щелчком.
Я ожидаю, что Глеб включит свет. Наверное, он и тянется к выключателю, но его рука задевает моё плечо.
В следующее мгновение он обнимает меня абсолютно уверенным жестом.
Его губы находят мои. В его поцелуе нет ничего вопросительного – это утверждение.
Я понимаю, что за последние несколько месяцев не испытывала ничего более приятного.
Глеб стаскивает с меня плащ и вешает куда-то мимо вешалки – я понимаю это по звуку. Спотыкаясь, я снимаю ботильоны. Так и не включив свет, мы идём куда-то в глубь квартиры. Мои глаза успевают немного привыкнуть к темноте. Я понимаю, что мы оказались в спальне. У стены чернеет пятно внушительных размеров – это кровать.
Через несколько минут я обнаруживаю себя распластанной на этой кровати. Полностью обнажённая, я занимаюсь любовью с мужчиной, о котором ничего не знаю.
В открытую форточку без спросу врывалось чириканье воробьёв. Ещё не успев открыть глаза, я потянулась. Тело ныло, как будто по мне проехался каток. Почему-то я чувствовала себя очень спокойно.
До того момента, пока не открыла глаза.
Я лежала в совершенно незнакомой комнате. В обстановке странным образом сочетались аскетизм и роскошь. Не было ничего лишнего, а то, что находилось в комнате, производило впечатление дорогого и тщательно подобранного – угловой шкаф из тёмного дерева, уходящий под потолок, массивное кожаное кресло, большая плазменная панель напротив кровати…
Неудивительно, что я ничего не узнаю. Мы с Глебом были здесь без света. Я повернула голову – рядом со мной никого не было.
Утро с каждым новым мужчиной проходит по-разному. Глеба вот нет… И что мне предпринять – отправляться на поиски по его огромной квартире, рискуя заблудиться?
В голову тут же посыпалась масса вопросов, как будто их туда забрасывала неведомым образом чья-то рука.
Ну вот, я переспала со своим бывшим шефом. Зачем я это сделала? Зачем (и вот это уже интереснее) Глеб это сделал? Что это значит? Как мне вести себя дальше?
Одеться, по-тихому смыться отсюда и потом не отвечать ни на какие звонки, ехидно подсказал внутренний голос. Я вспомнила некоторые эпизоды минувшей ночи, и мне стало не по себе. Наверное, я даже покраснела.