– Да собственно… – Ника запнулась, но была вынуждена ответить: – Никто. Михаил Юрьевич ничего не знает, и дела-то, по существу, еще нет! Я этим интересуюсь, потому что тоже за нее душой болею, ну, а у меня есть знакомый следователь… В частном порядке согласился помочь, только пока – ничего конкретного. Были бы какие-нибудь факты!

«Была бы жертва! – подумала она. – Ведь неясно даже – погибла Ксения или нет! Господи, я сама схожу с ума!» Она торопливо раскрыла сумку и поставила на стол диктофон:

– Простите, вы не окажете услугу? Послушайте кусочек записи!

Валерия задумчиво на нее взглянула, явно анализируя только что услышанную информацию. Было мгновение, когда Нике показалось, что та сейчас встанет и молча уйдет – так недоверчиво сузились ее близко посаженные глаза, приняв прямо-таки инквизиторское выражение. Исповедальное настроение, овладевшее было женщиной, резко сменилось сухой скованностью. «Все, доверие подорвано, а переходить дорогу Банницкому явно не в ее интересах! Она и встретилась-то со мной чуть не тайком, чтобы не рисковать, не светиться перед ним! Я бы на ее месте встала и ушла!» Однако Валерия только слегка наклонила голову, словно давая разрешение, но ничего не обещая. Ника включила диктофон, и из динамика послышался неожиданно громкий, возбужденный женский голос:

– Да вам-то что?! Зачем вообще эта слежка? Вы тоже журналист? Хотите написать статью? – Последовала короткая пауза, наполненная неровным, похожим на морской прибой шумом кафе. – Никому это не нужно, неинтересно… И писать вам попросту не о чем! Во всяком случае, я вам интервью давать не собираюсь!

Ника протянула руку и нажала на кнопку «стоп». Валерия выжидающе взглянула на нее.

– Этот голос! – волнуясь и краснея, пояснила Ника. – Он вам знаком?

– Трудно сказать, – сдержанно ответила та. – А что? Должен быть знаком?

– Но это вам судить…

– Я общаюсь с таким количеством людей, что… – Женщина красноречиво пожала плечами. – Это что-то вроде следственного эксперимента? Еще один свидетель по делу?

…Как-то в школе Никин класс повели в бассейн. Сперва старшеклассники развлекались на дорожках, не столько плавая, сколько пытаясь друг друга утопить, потом инструктор предложил желающим прыгнуть с пятиметровой вышки. Желающими оказались все поголовно, однако, когда дошло до дела, возникла паника – многие, увидев далеко внизу воду, стали пятиться и нервно хихикать без видимой причины. Ника никогда не блистала храбростью, однако не пятилась, только старалась не смотреть вниз. Ей было стыдно отступить на глазах у всех, больше всего потому, что был один мальчик… Он уже прыгнул, в числе первых, и теперь сидел на бортике бассейна с друзьями, смеясь и указывая пальцем на вышку. Ника до сих пор с удивительной отчетливостью помнила, как стояла на краю облезлой красной доски, поджимая босые пальцы и покрываясь гусиной кожей, как ей в спину что-то говорил инструктор, как под стеклянными сводами бассейна гулко разносилось эхо голосов и плеск ядовито-бирюзовой воды… И каким невозможным казалось ей прыгнуть самой, и как она думала, что это инструктор в какой-то момент толкнул ее ладонью в спину, как толкнул уже многих ребят из ее класса, и только когда она уже выбралась из воды и услышала похвалы в свой адрес, поняла, что прыгнула сама. Ника помнила все, кроме лица мальчика, из-за которого решилась на этот отчаянный поступок, – оно затерлось в памяти, превратившись в невыразительное серое пятно…

Теперь ей снова предстояло прыгнуть – на нее смотрела Валерия, и ее глаза становились все более непроницаемыми, словно затягиваясь коркой льда. Еще минута – и будет поздно его разбивать, а эта женщина была нужна, очень нужна им сейчас…

– Это не свидетель. – Ника сглотнула сухой колючий комок в горле. – Это говорила Ксения.

– Ксюша? – Валерия повернула голову и искоса взглянула на собеседницу. В этот миг она очень напоминала большую остроносую птицу, которая выбирает позицию, с которой всего удобнее склюнуть жучка. – Да нет! Это не ее голос.

– Хотите послушать еще? – с замиранием сердца предложила Ника. Она прокрутила запись, включила ее снова… Результат был тот же – Валерия лишь качала головой:

– Это не она. Голос даже отдаленно не похож. Когда сделана запись?

– Вчера.

И поскольку Валерия ничего на сей раз не ответила, Ника сама задала вопрос, который мучил ее вот уже сутки:

– Вы уверены, что в гробу лежала именно Ксения? Вы видели ее сами? Близко? Это не восковой муляж? Не грим?

Женщина резко поднялась из-за стола, едва не опрокинув свой остывший кофе:

– Вы издеваетесь?! Как я могла не понять, кто лежал в гробу?!

Ника тоже встала и сделала знак говорить потише – на них начинали оглядываться. Ближе к вечеру кафе постепенно наполнялось.

– Вы не представляете, как важно ответить на этот вопрос! Если вы уверены, то…

– Разумеется, уверена! – нервно утверждая на носу очки, воскликнула та. – Что за издевательство!

– Великий Боже… – пробормотала Ника, больше не обращая на нее внимания. Истина – простая, неоспоримая и в то же время совершенно дикая ошеломила ее, одновременно ослепив и сняв пелену с глаз. – Фотоальбомы… Я даже не могу показать вам ее фотографию… Получается, Наташа ее даже не знала… Кто же тогда изображал Ксению все эти годы?!

Валерия схватила ее за руку, что-то говорила, наверняка требуя разъяснений, но Ника не слушала. Теперь она поняла, что ее так удивило вчера в новом облике Ксении. Та выглядела и держалась как посредственная актриса, вышедшая из привычного образа и не сумевшая войти в него вновь. Отныне Ксения Банницкая перестала существовать в этом мире даже в качестве роли.

– Ты?! – Банницкий удивленно поднялся из-за стола при виде вошедшей женщины и, подойдя к Марине, обнял ее. Отстранившись, заглянул ей в глаза и нахмурился: – Что случилось? Тебя Надя расстроила? Чего она наговорила, эта язва?

– Не столько Надя, сколько… – Марина высвободилась из его объятий – ее отчего-то пробрала дрожь, хотя она ни секунды, ни краем сознания не принимала всерьез слова сестры Банницкого об убийстве. Ей просто было не по себе, а от нежностей любовника отчего-то леденело сердце.

Тот, как всегда, чутко уловил ее настроение и не делал больше попыток выразить свои чувства. Усадив гостью в кресло, Банницкий открыл маленький бар, расположенный в одном из ящиков громадного стола, и поинтересовался, не желает ли она чего-нибудь выпить?

– Воды, – бросила Марина. Она никак не могла справиться с неприятным ощущением, что находится в одной комнате с почти незнакомым человеком. «А что я на самом-то деле о нем знаю?!» Этот вопрос она задавала себе всю дорогу, пока ехала с детьми в Москву.

– Надежда уехала? – Банницкий открыл бутылку минеральной воды и, налив стакан, протянул его Марине.

– Ей стало плохо с сердцем. Я ее уложила в постель.