В начале апреля вся семья отметила день рождения Тома походом в ресторан, где подавали фондю. Байрон и Дилан поехали на одной машине, а мы с Томом — на другой, дав мальчикам возможность побыть вдвоем. Это был последний раз, когда Байрон оставался с Диланом наедине, и потом он со слезами вспоминал, что Дилан вел себя совершенно нормально.

За обедом Байрон говорил больше всех. Дилан был таким тихим, что я начала беспокоиться, что ему не уделяется достаточно внимания — обычная тревога, знакомая многим родителям, когда кажется, что один ребенок может почувствовать себя менее любимым или менее ценным, чем другой. Дилан несколько раз удачно пошутил, и одна его шутка была такой смешной, что я смеялась весь вечер. Позже, когда я не смогла вспомнить, о чем была эта шутка (и вспомнить не смогли ни Байрон, ни Том), я корила себя за то, что не уделяла сыну больше внимания.

После обеда мы поехали домой, чтобы съесть приготовленный мной торт и вручить подарки. Я подарила Тому садовую скамеечку, где он мог бы дать отдых своим суставам, любуясь на свои любимые цветы. Наши сыновья без всяких усилий достали эту скамейку из багажника моей машины и отнесли ее в сад. Байрон подарил отцу диск, а Дилан — коробочку маленьких сигар. Много лет Том выкуривал по одной в день рождения Дилана.

За четыре дня до трагедии я ходила с подругой на выставку Тулуз-Лотрека в Художественном музее Денвера, а Том и Дилан изучали карту университета Аризоны, чтобы найти, какое общежитие находится ближе к центру кампуса, и определить, в каком комнаты побольше. Когда они закончили, Дилан съездил за своим смокингом. Он повесил чехол с ним на дверь кладовки, чтобы ничего не помялось. Позже мы увидим этот чехол на заднем плане одной из «Подвальных лент».

Мы с Томом оба заметили, что на этой неделе Дилан был немного перевозбужден. Я была уверена, что он нервничает из-за выпускного бала. Робин возвращалась в Денвер из неотложной поездки по делам церкви в субботу днем, и времени после ее прилета оставалось в обрез. Дилан должен был сам выбрать цветы и позаботиться об организации ужина и транспорта — эти дела были, по меньшей мере, не в сфере его компетенции.

В пятницу Дилан спросил, не может ли Эрик переночевать у него. Мы согласились. В комнате для гостей никто не прибирался с тех пор, как там ночевал пару недель назад Нат, и нашего старого больного кота Рокки там рвало, поэтому мы с Томом втащили пылесос вверх по лестнице и попросили Дилана пропылесосить комнату и ванную до прихода его друга.

Дилана раздражало, что мы придаем такое большое значение чистоте. Он сказал, что Эрику не важно, чистая комната или нет. Я прервала его протесты: «Эрику, может и не важно, а нам важно. Если ты уберешься в своей комнате, папа займется ванной, а я — комнатой для гостей». Через несколько минут Дилан выскочил из дома, сказав, что ему надо выбежать на минутку. Я закатила глаза, решив, что он специально разводит канитель, но, скорее всего, он убирал что-то, чего мы не должны были увидеть. После того, как Дилан вернулся, мы постоянно заглядывали в его комнату, что проконтролировать, как идет уборка, и не заметили ничего необычного.

Я уже легла в постель, когда около десяти часов приехал Эрик. Он привез большую спортивную сумку, такую тяжелую, что с трудом мог нести, и как раз перетаскивал ее через порог, когда Том поздоровался с ним. Дилан и его друзья вечно таскали детали компьютеров и видеооборудование из одного дома в другой, поэтому Том и не обратил особого внимания на сумку. Он сказал мальчикам, чем можно перекусить, пожелал спокойной ночи и пошел спать.

Мы не просыпались всю ночь, а когда я встала, чтобы приготовить завтрак, Эрика уже не было. После всей этой суматохи с уборкой в комнате для гостей постель выглядела так, как будто он вообще в нее не ложился.

В субботу семнадцатого апреля мы с Томом остались дома, чтобы помочь Дилану собраться на выпускной.

Дилан проснулся гораздо более спокойным, чем в предыдущий день. Казалось, он снова решил прибегнуть к своему способу убедить меня, что он вовсе не нервничает. Когда я спросила, не волнуется ли он, что Робин не успеет приехать из аэропорта вовремя, сын пожал плечами и сказал:

— Да ничего страшного. Успеет — так успеет, не успеет — так не успеет. Я об этом не волнуюсь.

Позже днем Дилан, с волосами еще влажными после душа, принес свой смокинг в нашу спальню, где было большое зеркало. Сын никогда не носил официальную одежду, и ему была нужна помощь Тома, чтобы правильно надеть смокинг. Неловкий, в черных носках, клетчатых боксерах и белоснежной сорочке, жестко накрахмаленной впереди, Дилан словно возвышался над своим отцом, хотя был всего на два дюйма выше.

Сын терпеливо стоял, пока Том неловко продевал крошечные кусочки металла и пластика через многочисленные петли. Галстук-бабочка привел Тома в тупик, и Дилан отобрал его у отца, чтобы попробовать завязать самому. Вместе эти двое непревзойденных гениев интеллекта, разрешающих все проблемы, разобрались с галстуком. За компанию с мужчинами я сидела на кровати и рассказывала Дилану, что он выглядит как Ли Марвин, на которого надевают пышный западный наряд в «Кэт Баллу»[20], одном из самых любимых фильмов нашей семьи. Они с Томом оба рассмеялись.

У меня был фотоаппарат, и Дилан вытерпел несколько снимков, пока не стал смущаться и злиться, как обычно. Я пыталась поймать его отражение в зеркале так, чтобы он ничего не заметил, но он схватил полотенце и загородился им так, чтобы кадр не получился. Я проявила пленку только через несколько месяцев после смерти сына, назвав вымышленное имя, чтобы журналисты не добрались до фотографий. На этой фотографии из-за полотенца видны только части его лица — озорная ухмылка под усталыми глазами.

Весь прошлый год мы упрашивали Дилана подстричь волосы, но успеха в этом не добились. Но я убедила его на выпускной собрать волосы в хвост с помощью одной из моих резинок. Он положил свои очки с диоптриями в карман, а на нос надел солнечные очки с маленькой оправой. Мы решили, что сын выглядит очень привлекательно.

Элисон, наша квартиросъемщица, заглянула к нам и предложила сфотографировать нас втроем. На этой фотографии Дилан дурачится, приняв позу как у профессиональной модели в стиле «Образцового самца»[21]. Строгие линии официального костюма контрастировали с вылинявшими фланелевыми рубашками и поношенными синими джинсами на нас с Томом. Позируя с нами, сын снял очки. Последние недели своей жизни он часто носил темный очки. Сейчас я думаю, что он за ними прятался.