Управляющая вышла, а Ламия молчаливо подошла к подносу, который для неё принёс Никандр, и продолжила есть. Возобновлять разговор она не торопилась, король тоже молчал, боясь вновь сказать лишнее, сын продолжал хлопать глазками и открывать и закрывать рот. Никандр догадывался, что он снова голоден, поэтому проснулся, но Ламия кормить его не торопилась. Может, потому что сама была голодна.

Звук бряканья вилки о тарелку нарушило прибытие вернувшейся управляющей вместе со служанкой, которая несла поднос с едой.

— Ламия, что же ты холодное ешь. Мы бы тебе все свежее принесли, — охнула Рамилия, увидев, как Ламия неспеша опустошает тарелки.

— Я устала. Мы сейчас с королем договорим, и я пойду отдыхать. Прикажи приготовить колыбель для ребёнка в моей спальне, — дала она распоряжение.

— Да, конечно, — кивнула Рамилия, а стоило королеве склониться вновь над тарелкой, как она посмотрела на короля, расширив глаза, и что-то беззвучно проговорила. Никандр никогда не умел читать по губам, но был готов спорить, что это было слово «Не ешь».

Поэтому он не спешил подниматься с кровати, глядя на принесенный поднос с опаской. Ламия же дожевала, а затем поднялась на ноги и подошла к еде, принесенной для него. Как и он недавно, она поставила два стакана, а затем наполнила их оранжевым соком. Подхватив оба, подошла к нему, села на край кровати, протянула ему один, который он вынужден был принять, а затем лучезарно улыбнулась, отчего у Никандра по спине пробежали мурашки. И далеко не от её прекрасной улыбки, а от страха.

— Поговорим? — предложила она, отпивая из своего стакана.

Сын неожиданно громко закричал, от чего Ламия вздрогнула, чуть не расплескав сок по простыне. Она поспешно поднялась на ноги, поставила свой стакан на столик с подносами и подошла к ребёнку, заглядывая в колыбель.

— Что ты так пугаешься? — усмехнулся Никандр, следя за её реакцией на обычный крик. — Он всего лишь проголодался.

Ламия, продолжая хмуриться, осторожно прикоснулась к свертку пеленок, в которые был завернут младенец. Тот тут же перестал орать и начал жалобно подвывать, словно прося взять его на руки.

— У него ничего не болит? — уточнила Ламия, оглядываясь на дверь спальни, но там никого не было. Они с Никандром в комнате были наедине.

— С чего бы? Он рот открывает и закрывает. Точно есть хочет, — уверенно заявил мужчина, отставляя свой стакан на прикроватный столик и поднимаясь на ноги. — Дети, когда маленькие, только и делают, что едят и спят. Мой старший племянник…

— Я знаю, что младенцы часто едят, — возмутилась Ламия, одарив его хмурым взглядом, повернулась и быстрым шагом вышла из спальни. Сын снова начал кричать.

— Ламия, ты куда? — растеряно выкрикнул Никандр, подходя к колыбели и поднимая ребёнка на руки. Тот тут же замолчал, с готовностью разинув рот. Мужчина, умилившись, улыбнулся глядя на это зрелище и погладил сына по голове. — Есть хочешь, парень, да?

Королева возвращаться не торопилась. Из гостиной слышался её вновь чем-то недовольный к кому-то придирающийся голос и испуганное женское бормотание в ответ.

— Что-то твоя мама опять задумала не хорошее, — пожаловался Никандр сыну, который растерянно хлопал глазами и перебирал губами, прислушиваясь к его голосу. — Она у тебя такая. С характером. Так что нам тоже надо не подкачать, иначе она у нас с тобой натворит дел, — продолжал Никандр с улыбкой наставлять сына, не отрывая от него взгляда, а затем приподнял его чтобы поцеловать в лоб.

Так их и застала Ламия, вернувшаяся в спальню. Никандра, который влюбленным взглядом смотрел на ребёнка у себя на руках, целовал его в лоб, и младенца, который точно также пристально смотрел в сторону отцовского лица и замирая прислушивался. Она остановилась на пороге, словно это зрелище поразило её, обвела их подозрительным взглядом и медленно вошла неотрывно, настороженно следя за Никандром.

Тот повернулся к ней, услышав шаги и тут же безмятежное выражение на его лице исчезло, и он напрягся, следя за незнакомой женщиной, которая вошла следом за Ламией, и Ревен, которая их сопровождала.

— Это Марила. Она будет кормилицей мальчика, пока мы не найдём кого-то получше, — объявила Ламия, переводя строгий взгляд на женщину. Та присела в поклоне перед королем, но тот даже взгляда на неё не перевел, продолжая смотреть на Ламию.

— Нет.

— Что нет? — переспросила королева. — Отдай его ей. Она покормит, а мы пока договорим.

— Нет, она его кормить не будет.

— А кто будет? — с вызовом переспросила Ламия, прекрасно понимая на что он намекает.

— Ты.

— Снова начинаешь? — с угрозой прошипела она. — Не смей со мной спорить в моём замке! Отдай ей ребёнка! Немедленно!

— Нет, — инстинктивно прикрывая голову сына рукой, словно пытаясь защитить, повторил Никандр. От Ламии этот жест не укрылся, и она снова обвела его пристальным взглядом. — Я хочу, чтобы его кормила ты.

— Да мне всё равно, что ты хочешь! — она была в гневе от его неподчинения. — Я королева! Я не буду кормить грудью, как простолюдинка или корова в загоне!

— И что же тебе помешает? Множество переговоров? Война на дальней границе?.. Моя мать кормила грудью. И Эрин тоже.

— Рада за них. Я не буду! Отдай ребёнка, Никандр.

Мужчина поджал недовольно и упрямо губы и всё-таки окинул взглядом трясущуюся от страха женщину и Ревен, которая переводила любопытные взгляды с короля на королеву, словно ей было интересно чем завершится их спор.

— Хорошо. Я пошлю в Шеран за кормилицей. Но до того момента, когда она приедет, кормить будешь ты, — сдался король и тут же продолжил быстро говорить, не позволяя Ламии и слова вставить. — Послушай сначала! Не перебивай! Может, я и не верю в проклятье, но в замке что-то происходит. Этого отрицать не могу. Как и рисковать сыном. Может, это проклятье, может, убийца — не знаю. Но цель этого чего-то ты — он или оно хочет, чтобы ты страдала. Поэтому тебя не трогают, убивают массово мужчин и мальчиков. Значит сын может стать следующей жертвой. Я никому в замке, кроме тебя не верю — ты то точно не заинтересована в собственных страданиях. Кормилицу могут отравить или она и может оказаться убийцей. Я хочу, чтобы ты кормила и нянчила ребёнка… я привез с собой мать, она тебе поможет. Пошлю ещё за нянями, кормилицами и за кем ещё скажешь в Шеран, но ребёнка людям Салии я не доверю.

— Что ты?.. — начала возмущенно говорить Ламия, но Никандр вновь её перебил.

— Я понимаю, что ты им веришь! Как и понимаю почему! Они окружают тебя очень долго, и ты к ним прониклась, но, Ламия, ты не можешь отрицать того, что убийцу до сих пор не нашли.

— Это не убийца.

— Да даже если проклятье! — разозлился мужчина. — Тебя оно не берет, а значит через тебя не сможет отравить и ребёнка… И вообще! Даже, если я увезу его с собой, что помешает проклятью или убийце последовать за твоим сыном? Боль от его потери ты явно испытаешь большую, чем от смерти очередного мужика, — Никандра перехватил начавшего капризничать младенца. — Ламия, нельзя всё время жить в страхе и вздрагивать каждый раз, когда ребёнок глубоко вздыхает. Надо найти убийцу и покончить с этим… Не найти убийцу, так проклятье разрушить, — добавил он поспешно, увидев протест в её взгляде. — Как ты не понимаешь? Мы только друг другу можем доверять жизнь сына. Только мы двое искренне в ней заинтересованы. Даже твоя Рамилия, — Никандр кивнул в сторону открытой двери, где где-то должна была ходить управляющая, — переживает не о ребёнке, а о тебе: как бы ты не расстроилась из-за его смерти.