Оба мужчины насторожились, мальцу бросили щедрую монету за труды, а кучеру быстро приказали трогаться.

Бренсон открыл записку и пробежав глазами, заметно побледнел.

– Что там?

Редингтон не ответил.

Герцог взял записку из рук товарища и прочитал. "Ну, конечно, – пронеслось у того в голове, – судьба любит поиграть на нервах."

Герцог вздохнул.

– На Риджен–стрит, – приказал он кучеру. – Держите себя в руках друг мой, доктор Норд дважды помог моей жене при таких же осложнениях, все будет хорошо.

Бренсон не мог говорить. Он чувствовал, как руки бьет дрожь, хотя такого раньше никогда не было. А думать мог только, о том, что пока он переживал о брате, которого, по всей вероятности, не вернуть, его молодая жена уже три часа мучается схватками, но будет не в силах произвести ребенка сама, потому что тот не так лежит.

В записке доктор указал, что дело непростое, шансов мало. Он предлагает кесарево сечение, и ждет мужа для разрешения. Ужасней новости и придумать сложно.

Среди тех сведений, что собрал Бренсон по ходу ожидания родов, он знал и некоторые подробности проведения таких процедур. Хорошо было то, что с 1847 используют анестезию, плохо что послеоперационная смертность остаётся высокой, несмотря на все сдвиги в области медицины 1859 года.

Он гнал от себя плохие мысли как мог, но одна страшная и противная никак не хотела исчезать: мысль, что он не переживет ее смерть. Кого угодно, только не ее! Он видел только два варианта своей жизни: светлый, где есть она и темный, в которой он последует за ней в могилу очень быстро. Это и пугало, и утешало в одночасье. Нет он не станет проклинать бога, он знал, что сделает наверняка…

На кону стояли не две жизни – там были три…

Джулия уже несколько часов периодично мучилась сильными предродовыми болями. И если раньше интервалы были редки, то чем дальше, становились короче. Процесс начался еще ранним утром, но, как и полагается неопытной девушке, редкие боли в пояснице и дискомфорт в области таза, она не сразу определила, как схватки. Поэтому так яро уверяла любимого мужа, что ничего такого не случиться.

Доктор прибыл через час, после отъезда Бренсона, он несколько раз ее оглядел, недовольно поморщился, сказал ей не беспокоиться, приказал Аннет помогать переносить боли при схватках и удалился. Анет помогала очень трепетно, но лицо ее было встревоженное. И Джулия не могла, не понимать, что та невольно вспоминает последние роды своей покойной хозяйки и ее мучают страхи.

За мужем послали, но прошло три часа, а его не было. Теперь и она начинала переживать – общее настроение не радовало. Доктор опять пришёл, еще раз посмотрел, снова поморщился и ушел.

Хотелось бы, чтоб он хотя бы что-то объяснил, но тот и не думал, словно процесс не имеет к ней никакого отношения.

Очередная схватка отпустила, и Джулия как раз расслаблено откинулась на подушки, когда в комнату вихрем влетел ее муж.

Бренсон кинулся к любимой и так крепко прижал к себе, что она даже вскрикнула от его стремительного порыва.

– Боже, жизнь моя, я уже здесь! Моя хорошая, моя любимая, тебе плохо? Скажи, как тебе помочь? Прости, что так долго…

Он был сам не свой и кажется утешать было впору его, а не ее.

– Дорогой, что с тобой? Я в порядке, – спокойно ответила жена, нежно гладя его по щеке. – Все только началось, не переживай…

Тут ее опять схватила боль, и она изменилась в лице не договорив.

Бренсон почти потерял самообладание, стал звать на помощь.

– Так, ваша светлость, идите–ка составьте компанию герцогу, выпейте бренди. Поверти вам здесь не место. – сказал доктор Норд. За ним появился и прежний доктор.

– Но я ей нужен! – оспорил Бренсон.

– Ей нужен я! А вы, если только не имеете тридцатилетнего опыта приема родов, лучше идите. Я вас позову.

Боль отпустила, и Джулия попыталась даже улыбнуться.

Бренсон смотрел на нее с состраданием в глазах.

– Какая умница и улыбается! – похвалил доктор Норд.

– Но позвольте, Норд, – возмущенно заявил прежний доктор, хотя Джулии сразу больше понравился седовласый, бородатый Норд. Он, в отличие от того, улыбался, и в уголках глаз собирались морщинки, делая взгляд добрым и каким-то теплым. – Плод… его положение… Норд, я вам говорил, можете помочь, но тут все понятно.

– И его с собой заберите, – не обращая внимание на реплику, приказал Норд Бренсону, указав на доктора – если желаете подождать, будет необходимость, я позову.

Но это не устроило коллегу, сильно задев гордость.

– Это не этично! – возмутился он. – Я был первым.

Норд улыбнулся Джулии, которая внимательно следила за перепалкой, пытаясь понять, что имеет в виду ее доктор, говоря о плоде и его положении. Поэтому он морщился каждый раз оглядывая ее?

– Милая, отдохните, а мы на минуту.

Все трое вышли в коридор и Норд с тоном мудреца сказал:

– Стенли, понимаю, вам не терпится вспороть молодую, девятнадцатилетнюю девочку, но я разрешу это сделать не раньше, чем уверюсь, что в этом есть крайняя необходимость. Вы мне позволите?

Доктор Стенли конечно опыта имел поменьше, хотя его чтили среди медиков и в частности, как хорошего хирурга. Однако Норд был все же выше по квалификации и опыту.

И пришлось уступить.

– Если понадобиться, я к вашим услугам, – неохотно стушевался он.

Бренсону немного отлегло от сердца.

Норд по–отцовски положил руку графу Редигнтону на плечо:

– Идите вниз, выпейте и помолитесь. Поверьте, это большее что вы можете сейчас для нее сделать. В остальном положитесь на меня.

После Норд вернулся в комнату к пациентке, а остальные последовав его совету, спустились вниз.

Время шло, сначала все было тихо. Но потом началось…

Уже минут сорок, крики Джулии доносятся в нижнюю гостиную, заставляя Бренсона метаться и рвать на себе одежду и волосы. Каненсдейл сидел тихо, хотя очевидно это и его сильно пронимало.

Одно было хорошо, пока Норд не звал на помощь. Значит все идет по–обычному.

И вдруг в комнату вбежала перепуганная Аннет и позвала доктора Стенли.

Тот не раздумывая взял саквояж и очень спешно побежал за служанкой.

Бренсон сорвался с места за ними, но герцог его остановил, буквально силой усадив на диван.

– Успокойся! – очень строго сказал тот. – Будь мужчиной! Ты там не поможешь!

Он буквально залил в Бренсона стакан спиртного и увидев, что тот, хоть и неестественно, но притих, устало сел рядом.

Больше Бренсон не выдал ни звука, хотя крики по–прежнему доносились в комнату.