Впрочем – что повторять и повторять оче-видности; (впрочем, это именно я – или мои многие я – повторяют одно и то же); нас – сейчас интересует именно революция снизу, как именно в ней – обойтись без недо-воскресений и недо-жизней?

А никак (его не обойти) – не обойти (этот камень дороги – от которого путь и направо, и налево, и прямо)! Вот и мы не обходимся. Поэтому (через бездну времен) – у южного моря золотозубый демон осознал всё, ему предъявленное.

И вот что тогда произошло; точнее – воз-могло произойти из его понимания:

– Кто из них собрался меня предать? – спросил (минуя все нынешние восприятия Стаса: его плоские зрение, слух и со-знание) полу-золотозубый полу-демон.

Он – полу-бог, полу-человек или кто он там ещё может быть (выйдя – посредством общения с Яной, как частью Первоисточника всего – из мира недо-сотворенного в мир ещё более версифицированный); он – вопросил у своей единственной женщины.

– Я это не называю предательством, скорее – передачей с рук на руки, то есть изменой и изменением, – ответила ему Лилит на языке относительно человеческой: Саблин Плинию – привет.

Статичный Стас – лишь ощутил, как стали упруги пространство и время. Статичный Стас – почти что увидел, как всё стало сжиматься и углубляться (в некую точку поворота). Статичный Стас – становился началом координат: от него (из него или через него) возможно было двинуться куда и когда, и почти что в кого угудно.

И он (словно бы) – двинулся в боги. И он (словно бы) – оказался в темнице, в теле приговорённого Пентавера.

А другой приговорённый («здешний» Цыбин) – не менее вынужденно ещё раз вопросил у безразличной женщины (это было, конечно, не во тьме египетской, а у того моря, где лазурная пена):

– Кто из них покусится на меня? – и при этом вопросе сверкнули золотые зубы коронованного авторитета.

Она – даже не улыбнулась; но – словно бы взяла прядь своих волос и прикусила её.

– Что обеспокоило тебя? Ведь никого выше тебя здесь нет.

– Только ты.

– Ты прямо трубадур. Ты понимаешь, почему он цитировал Бертрана де Борна?

– Нет.

– Так пойми.

Обычным являлось поклонение трубадура даме, как правило, замужней и стоящей выше его на социальной лестнице. Любовь к замужней женщине ставит непреодолимую преграду. Стремление к Даме бесконечно: целью куртуазной любви является не обладание объектом поклонения, а трудное, но радостное духовное совершенствование мужчины, в том числе и совершенствование поэтического мастерства.

Псевдо-золотозубый демон – намеренно отрекся от признания: что ему известно о стремлении к недостижимому.

– Ты понимаешь, – сказала она.

Золотозубый – не удивился. Он – оглядел помещение. Как в тело – помещена душа тела, как в душу – помещена душа души; как в слово – помещен смысл слова, так его взгляд – помещался сейчас в происходящее.

Золотозубый – знал. Он – потерял (для себя) наивысшее; тогда он (но – опять так, чтобы никто посторонний не слышал) – крикнул ей прямо в её «настоящее» лицо (ибо – сдвинул расстояния, их разделяющие):

– Но он даже правильных слов говорить не умеет!

– Быть может, и не умеет; или – ещё не умеет. Быть может (даже) – никогда не будет уметь.

Потом она (не знающая милосердия) – безжалостно смилостивилась и сказала ещё:

– Некий народ (из тех – уравненных греческим тираном колосков; а так же – из углей, что не холодны и не теплы), падал ниц перед золотозубым халифом (из тех зло’тых – что обронены Аллахом и подобраны шайтаном); и всё бы складывалось в судьбе халифа прекрасно; но – повстречался на пути у процессии сидящий под пальмою суфий (или, иначе, некий дервиш), даже и не помысливший, чтобы пасть.

– И что?!

– А ничего!

– И всё же объяснись. Пожалуйста.

– Халиф спросил у дервиша, почему тот не падает. Дервиш на вопрос ответил вопросом: а почему я должен это делать?

– Потому что выше меня никого нет, – гордо ответил халиф.

Удивлённый суфий спросил:

– И что с того?

Здесь – Золотозубый (тоже) воскликнул:

– Как может низший не понимать, что он низший?

Смерть ответила ему:

– Я всех уравниваю. А вот после меня (для людей) – не всё, что вверху, то и внизу.

– Я не у тебя спросил, – обронил «здешний» Цыбин.

Смерть (сама по себе) – даже не улыбнулась. А Яна (за неё) – ответила:

– И что с того?! Суфий – улыбнулся и сказал: быть может, я и есть этот никто.

Золотозубый помолчал. Потом спросил:

– Халиф повелел казнить наглеца?

– Разумеется, причём немедленно. А вскоре приближенные – зарезали самого халифа, который на их глазах утратил ауру неоспоримого превосходства и не сумел достойно говорить с мудрецом на языке мудрых. Вспомни слова древнегреческого суфия – и переверни их вспять, и пойми: если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном!

Время спустя псевдо-золотозубый спросил:

– Ты хочешь сказать, что всё ещё оберегаешь меня?

– Уже нет, – просто ответила она.

– Да. Я. Поступил. С этим наглецом – недостойно! Но(!) – я поступил именно так, как ты меня и обучала: я предъявил ему меру – которая заведомо бы оказалась много больше его! Совершенно как в пушкинской сказке.

– Сказочник, – сказала Яна. – Мифотворец и герой мифа (одновременно).

– Да, – сказал Золотозубый. – Попросив у Золотой рыбки (или – в «Золотой рыбке») – всего (например – статуса Владычицы Морской), получи-ка равновеликое «всему» – «ничто», (сиречь – пустое корыто).

Лилит (сказочнику) – произнесла (приговор):

– Вот и ты – хотел посмотреть, как он выживет – получив свое «всё».

Золотозубый оглядел помещение. Как в тело помещена душа тела, так его взгляд помещался сейчас в его взгляды.

– Да, – сказал он (уже – понимая).

Она (не обратив внимания – на его «понимание») договорила:

– Вот и я посмотрю, как ты выживешь.

Только внешне – их безмолвная беседа длилась долго! На