то в «Песне Вани у Марии» герой тоже «полмира почти через злые бои прошагал и прополз с батальоном» (как в наброске 1966 года: «Треть войны я прошел — это точно»; АР-10-57), а его дом занял «неприветливый новый хозяин» (для сравнения — Сережка Фомин был «всегда сосредоточен»). Другой вариант: «Неприветливый хмурый хозяин» /4; 415/, - напоминает «Песню про стукача» (1964): «Он пил, как все, но только был он хмур <.. > А он нас всех назавтра продал в МУР» /1; 407/.

850

Данное стихотворение родилось после случая, произошедшего по дороге из Ялты, о чем рассказал Вадим Туманов: «Как-то мы поднимались на машине в гору. Впереди шел грузовик. Из кузова довольно резво бежал жидкий дорогостоящий раствор с белой мраморной крошкой. Мы поравнялись с кабиной водителя. Володя высунулся в окно и крикнул: “Слушай, там у тебя льется!”. Шофер не узнал его, посмотрел равнодушно и ответил: “Ну и… с ним, пусть льется!”» (Туманов В. 10 лет без Высоцкого / Записал А. Алёшин // Союз. М., 1990. № 25 (июнь). С. 24).

851

Темноеппбллчноеввгступплннес усллвным назвваием «Девяяикраано», 1991.

852

Цит. по: Беленьккй Л. Трр всттечч с Вллддмиром Высоцким: Исттрркк-искусствоведдеекии очерр (23.07.2009) // http://www.bards.n.bpresp/presr_show.ppppi_=l 179

853

Златковский М. Об иллюстрациях // Высоцкий В. Соч. в 2-х томах. Т. 1. М.: Худ. лит., 1991. С. 319.

854

Еще одна интересная параллель. Если в стихотворении «Два пижона из “Креста и полумесяца”…» герой отказался от звания Голиафа, то есть великана и силача (поскольку в том контексте оно имело негативный оттенок), то в «Штангисте» он сам сравнивает себя с Гераклом, который, согласно древнегреческому мифу, боролся с Антеем: «Я от земли Антея отрываю, / Как первый древнегреческий штангист». Да и по свидетельству фотографа Александра Стернина: «На первой пластинке-миньоне фирмы “Мелодия”, которую Володя подарил Боровскому, он написал: “Давиду от Голиафа”» (Стернин А. Высоцкий. М.: Либрика, 2018. С. 123). В роли Геракла и Голиафа лирический герой выступит еще в одном спортивном стихотворении — «С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм…» (1971). А в песне про холеру («Не покупают никакой еды…», 1970) он говорил: «Себя я ощущаю Гулливером». Данного мотива мы уже касались выше, анализируя «Балладу о брошенном корабле»: «Я при жизни был рослым и стройным» /4; 7/, «Я вышел ростом и лицом» /3; 234/, «Титан лабораторию держал» /4; 142/, «Я был раньше титаном и стоиком» /2; 329/. Добавим еще цитату из повести «Дельфины и психи» (1968), герой которой тоже называет себя гигантом: «Долила — это несправедливость, а Самсон — это я» /6; 38/.

855

Ср. с замечанием Соломона Волкова о Четвертой симфонии Дмитрия Шостаковича (1936): «В музыке Шостаковича — заклинание: “Умри, Кащей-Сталин! Умри! Сгинь, Поганое царство!”» (Волков С. Шостакович и Сталин: художник и царь. М.: Эксмо, 2004. С. 327).

856

Впервые же этот мотив встретился в «Невидимке» (1967): «Я мучался, я дергался — на хитрости пошел» /2; 374/. А вопрос «Так для чего же мучаться?» в том же году повторится в стихотворении «Поздно говорить и смешно…»: «Всё ни так, ни сяк, / Наперекосяк, — / что же мучиться?» (АР-9-24).

857

Строка «С коротким, злым названием “рывок”» напоминает и написанную в том же году песню «Лошадей двадцать тысяч…»: «И команды короткие, злые / Быстрый ветер уносит во тьму».

858

Москва, Центральное телевидение СССР, запись для «Кинопанорамы», 22.01.1980.

859

Рим, на дому у Дарио Токачелли, запись дая Радио Италии, 07.07.1979.

860

Кишинев, Зеленый театр, 24.04.1972.

861

Демидова А. Владимир Высоцкий, каким знаю и люблю. М.: СТД РСФСР, 1989. С. 152.

В основной редакции: «Нас закаляли в климате морозном». Сравним это с воспоминаниями Александра Подрабинека о ссылке: «Март в Якутии — совсем не то же самое, что в Чуне. Было ниже сорока градусов. <…> Но и здесь живут, и мы проживем. Назло врагам! Чем сильнее на нас давят, чем круче нас морозят, тем тверже мы становимся. Так что здравствуй, край вечной мерзлоты!» (Подрабинек А. Диссиденты. М.: ACT: Редакция Елены Шубиной, 2014. С. 310 — 311).

862

Как в той же «Дворянской песне»: «Не поднимайте, ничего, — /Я встану сам, сумею!».

863

Кстати, почему у Фишера — черные фигуры, если он играет белыми? Вероятно, потому, что черный цвет ассоциируется с дьяволом, сатаной, и первые две строки того же абзаца, из которого приведена эта цитата, выглядят так: «Рокировка не играет роли: / Мой соперник с дьяволом на ты!». Сравним в черновике стихотворения «Вооружен и очень опасен»: «Он, видно, с дьяволом на ты» /5; 417/, «В аду с чертовкой обручась, / Он потешается сейчас» /5; 419/, а также — в черновиках «Приговоренных к жизни»: «Мы в дьявольской игре — тупые пешки» /4; 303/, и в «Веселой покойницкой»: «Черные силы всегда в тренаже» (АР-1-70). Причем мотив постоянного «тренажа» противника героя встречается и в шахматной дилогии: «У него ни дня без тренировок!» /3; 393/. Кроме того, черный цвет в понимании Высоцкого — это цвет врагов. Как сказано в черновиках «Баллады о времени»: «Враг — и в будущем враг, даже в мире другом, / Он во все времена черным крашен» (АР-2-171). Но не бывает правил исключений, поэтому герои «Черных бушлатов» (1972), приближающие восход Солнца, облачены в черное, так же как alter ego автора в «Жили-были на море…» (1974): «И другой — он в тропики плавал в черном смокинге / Лорд — трансатлантический лайнер. <.. > У черного красавца борт подгнил, / Забарахлили мощные машины». Сразу вспоминаются песня «Этот день будет первым всегда и везде…» (1976): «Черный бриг за пиратство в музее гниет» (АР-10-190), — и «Баллада о брошенном корабле» (1970), в которой у лирического героя тоже «борт подгнил»: «А бока мои грязны — таи, не таи <…> Задыхаюсь, гнию — так бывает…». Здесь корабль назван брошенным, и в таком же положении окажется лайнер: «Ржавый и взъерошенный / И командой брошенный, / В