его единоутробной сестры выжимало яростные слезы из глаз юноши. В этом угрюмом занятии – таскать по распоряжению Гаса тиски, разводные ключи и отрезки труб из его фургона и обратно – Си бывал счастливее некуда. Иногда он до сих пор просыпается с воем, сообщает Мириам, по дяде Гасу, после чьего исчезновения приклеился к Кармен Б. Секлер.

Единственный мужчина в доме, поясняет сама Кармен, пока не въехал Думитру. Вы видели усы у Месива?[152] Темные, как у меня.

Фенн и вправду заметил мелкое новое дополнительное несчастье Си: неоспоримые темные усы на лице этого одиннадцатилетки, за которые одноклассники и посетители бара наверняка его дразнят. Кое-кто из нас ощущает быстрое охлаждение в Мириам и соображает, что она, видать, вспомнила именно такие усы у одного из напавших на нее. Положение дел спасает Думитру – вливается в наши ряды с объявлением, что усы у женщины и серьга у мужчины – Кармен он приветствует поцелуем – суть знаки страстной натуры. Добавь вторую сережку, говорит Кармен, и получишь на орехи. А еще красный платок и мелкую мартышку, отвечает ее друг, пожимая плечами, и получишь шарманщика. Зато одна – он оттопыривает бесстыжим пальцем мочку своего уха со штифтом и ухмыляется нам – порядок. Добрый день, Хава.

Легко, непринужденно целует он Бабулину руку, затем щечку, после чего жмет руку Фенну, вставшему с ним поздороваться, и целует Сьюзен (уж она-то губы от него не прячет) и Мириам, которая, как обычно, прячет. Только теперь улыбается. Нам нравится Думитру! Он вновь поворачивается к Сьюзен, снимает у нее с колен Э. А. Хо, чтобы взять обе ее руки в свои и рассмотреть ее лицо и фигуру с явным восторгом. Мозги тоже есть, напоминает ему Мириам. И штатная должность, говорит Сьюзен, позволяя ему такую инспекцию, а также пенсионные льготы. Думитру кладет смуглую руку Фенвику на плечо и искренне произносит: Мы счастливчики.

И вы, и я, и Иствуд, произносит галантный Фенн, тем самым грея сердца всех четырех женщин. Это ложь во спасение: мы полагаем, что ни Мириам, ни Иствуд Хо – который присматривает за рестораном, пока Думитру знакомится с нами, – не особо благословенны в своей связи, но, взвесив все, думаем, что Мириам с ним лучше. Она с приветом, он угрюм – у обоих есть на то причины. Иствуд Хо раздражается из-за почти полного отсутствия у нее супружеско-материнских склонностей: Мириам не готовит, не шьет, не прибирает, не наставляет и не воспитывает, разве что отрывочно; она сидит с их ребенком и переходит с одной низкооплачиваемой работы на полставки на другую. Иствуд Хо же хотя бы верит в то, что детей нужно воспитывать, домашнее хозяйство аккуратно вести; он выполняет ту долю строгого внимательного отцовства, что свойственна восточным мужам: обучает Эдгара добродетели и вьетнамскому и – поскольку Кармен Б. Секлер не только его гражданская теща, но и работодатель – по большей части держит при себе свое недовольство безответственностью и наркотиками Мириам. Работник из него хороший, он аккуратный и воздержанный человек, если не считать время от времени запоев с пением песен, в какие он впадает вместе со своими собратьями-беженцами, – и надежный любовник. С учетом того, что он к тому же состоявшийся народный певец в той традиции, чья аудитория даже у него на истерзанной родине сокращается и разрозненна, а в Балтиморе так и вообще почти нулевая, куда там удивляться тому, что он угрюм, считаем мы, и подвержен отдельным срывам. Мало того, он хочет на ней жениться – ради сына; не желает этого Мириам. Почему ж она с ним сошлась вскоре после того, как три года назад Кармен Б. Секлер его наняла? Собственное объяснение Мириам, предложенное Сьюзен: ее изнасилование и пытки остались достаточно далеко в прошлом, чтобы она вновь оказалась готова к мужскому половому обществу; но у нее необычайно маленькое влагалище – даже добровольное совокупление с эрегированным и нормально оборудованным белым или черным мужчиной еще в те дни, когда она была половой активисткой, вызывало неудобство; она тампон себе вставить не могла, не ахая; изнасилования порвали ей ткани; Си рождался кесаревым сечением, – а она где-то слышала, что азиатские мужчины – способные и внимательные любовники с пенисами в среднем поменьше, нежели у черных и европеоидов. По крайней мере, в случае Иствуда Хо обобщение это, к их взаимному удовольствию, выдерживалось. Рождение Эдгара – естественным способом по настоянию самой Мим, несмотря на общую акушерскую практику вслед за одним кесаревым делать и другое, – увеличило ей влагалище до европеоидной послеродовой типичности; выгоды в этом для Иствуда никакой, предполагаем мы, но не проиграла и Мириам, на три года его старше, – выучилась у него, как снова стать пригодной и деятельной половой партнершей. Сьюзен рассуждает, что квазисупружеский секс может быть единственным оставшимся талантом ее сестры-близнеца.

Иствуд вливается в семью на ужине в частной столовой ресторана, откуда можно приглядывать за делами, пока нас обслуживают: мидии в хересном соусе-эспаньоль и салат «Цезарь» под приятное баскское шампанское по фужерам. К этому времени мы уже распаковали свои матросские мешки, расположились в гостевой квартире, вместе с Кармен и Думитру осмотрели внушительные архитекторские и дизайнерские планы «Гавани» Кармен, постонали над Гималаями накопившейся почты, ожидающей каждого из нас, и чокнулись за нашу встречу шампанскими коктейлями, смешанными Думитру в баре. Пусть и странно видеть с Кармен Б. Секлер не Манфреда Тёрнера, мы всё довольнее и довольнее преемником Феннова брата. Вкуса к хождению под парусом у Думитру нет; он открыто признаётся, что смертельно боится воды. Однако он любит лошадей и знает современной литературы достаточно, чтобы с патриотическим блеском в глазах объявить, что европейский авангардизм – в основном изобретение румынских эмигрантов: Цары, Ионеско, Чорана… С Кармен он приятно телесен (Он приятно телесен вообще, точка, говорит Сьюзен): то поглаживает ее по колену, то чмокает в ухо, то обвивает рукой ее за талию. Кармен явно наслаждается всеми этими знаками внимания, и мы довольны, что призрак Манфреда его не смущает. Сьюзен жалуется Мириам в сторону: Когда же нас будут хлопать по заднице?

К столу выходит робкий суровый Иствуд, здоровается за руку с Бабулей, Фенном и Сьюзен, которая его целует, – как Мириам, он улыбается и подставляет щеку – и кивает Кармен и Думитру. Пока нас не было, он себе отпустил тонкие пряди до подбородка вдобавок к тем усам, что у него были раньше: Фенвику он теперь кажется меньше похожим на По, нежели на какого-то