Черта с два. Это ты мне объясни, почему, во имя бога, ты назначила себе на пятницу тринадцатое!

Черта с два, Ма.

Кармен размышляет; берет дочь за предплечье и тихонько произносит: Шошана Райзель…

Сьюзен позволяет себя обнять; всплакивает. Они с Фенном никогда друг от дружки ничего не утаивали! Мы терпеть не можем такие игры! Вот она высмаркивается и спрашивает Кармен, работает ли та на Центральное разведывательное управление.

Не меняй тему, рокочет ее мать. Ладно, меняй тему. Нет. Думай-Трюк работал – под Фредом; они отправили его на пенсию. Некоторое время работал Иствуд – в Южном Вьетнаме, под конец.

Сьюзен в ужасе. Иствуд тоже?

Докладывал о вьетконговских оперативниках в сайгонских барах, где работал. Для пенсии недостаточно, однако хватило, чтоб его эвакуировали и переместили. Он был из везунчиков. Я про это узнала, когда Фред его ко мне направил, но Иствуд попросил особо не распространяться. Теперь мы вполне чисты, я думаю, вот только Вуди продает наколки городским легавым, когда ему есть что продать.

Сьюзен улыбается. Вуди?

Зря он так. Но у художников своя мораль. Надеюсь, рожать ты будешь.

Бланк перед Сьюзен, кажется, требует всего ее внимания. Эти чертовы бланки, говорит она.

Ну и ребенок должен быть, вздыхает Кармен Б. Секлер, а потом вдруг ставит чашку и обнимает дочь. Был бы, мог бы, может быть! причитает она. Ничего пока нету. Ох, бедная Шошана! Моя Шуши!

Сьюзен вдыхает знакомые материны ароматы – сигарильи, мыло с отдушкой из «Крэбтри-и-Ивлин», чуточка туалетной воды, любовь – и думает о Си Секлере и Эдгаре Аллане Хо. Хочется воскликнуть: Ма! – но себя ей только жальче, поэтому она молчит.

Фенн по соседству надевает очки и некоторое время разговаривает по телефону с бостонским лекционным агентом, который желает его абонировать в тур по студгородкам, несколько дольше – со своим нью-йоркским литературным агентом, обсуждая переводы и переиздания «КУДОВ». Как роман движется? желает знать Марго Скаурби. У вас же роман, правда? Он закончен, отвечает Фенвик; теперь мне остается лишь его написать. Марго Скаурби не советует ему пробовать комедию. Но, прибавляет она, публика, похоже, еще не устала от шпионских романов. Да ну ее, эту публику, говорит Фенн; я устал от шпионских романов. Ну ее, публику, говорит Марго Скаурби, и публика ответит: ну вас. Фенвик спрашивает: А почему не Великий Американский Роман об Администрации общих служб? Или не семейную сагу о семи поколениях в Административно-бюджетном управлении? Комедия, заявляет Марго Скаурби, определенно не ваша сильная сторона. Тогда серьезно, Марго: а как насчет пьесы? В Нью-Йорке повисает пауза, предположительно сконфуженная. В каком это смысле пьеса? В каком это смысле В каком это смысле пьеса? В смысле пьесовая пьеса, вот в каком смысле. Люди в костюмах на сцене притворяются, что они кто-то еще, и произносят реплики. Такую мысль я почерпнул у Эсхила и Софокла. Пьесы не по моей части, говорит Марго Скаурби; перевести вас на Отдел пьес? Не обязательно, заверяет ее Фенн: хорошей пьеса все равно не будет. Если хотите написать плохую, советует Марго Скаурби, я вам советую стать романистом: романисты всегда пишут плохие пьесы. Бывшие шпионы, отвечает Фенн, всегда пишут плохие шпионские романы. Но прибыльные, говорит Марго Скаурби. Можно вам перезвонить, Фенн? У меня через двадцать минут аукцион по бумажным обложкам, и я хочу отточить кошачьи повадки. Фенн ухмыляется: Вы готовы, Марго. Поцелуйте от меня Сэма. Поцелуйте от меня Сьюзен, говорит Марго Скаурби: пишите что хотите; я продам что смогу. Фенн ей: Напишу что смогу; продадите, чего захотят. Целую, Фенн, говорит Марго Скаурби: можно сказать, цэрэу-ю… Аддио, Марго.

Далее, бессовестно сливая народ из Ун-та Дел. всю зиму и, возможно, заливая им ранней весной из Карибья, что согласился на адъюнкт-профессуру, насчет которой не уверен, что вообще примет, Фенн либо отказывается от судебного преследования за денежное вознаграждение, либо принужденно заполняет те же бланки обратной связи, чем занималась и Сьюзен для Суортмора. Быть может, продолжение «КУДОВ» под названием «Муки совести»? размышляет он. Но насколько критичен для чьей бы то ни было учебной программы может быть адъюнкт-профессор по факультативному предмету верхнего уровня?

Закончив тем самым собственные упражнения, он теперь набирает не внесенный в справочники конторский номер еще в одном управлении и кратко разговаривает с Маркусом Хенри.

Мне казалось, Маркус Хенри терпеть тебя не может, говорит Сьюзен за обедом в ресторане. Мы сравниваем свои утра за прошутто и дыней, кофе со льдом и кошерными пикулями, а также высиживаем младенца Эдгара Аллана Хо, пока Мириам не вернется после своего полудня работы у «Право-на-Жизняков». Мальчик созерцательно сидит у Сьюзен на коленях и сосет ее пикуль, в ярких круглых глазах – отвлеченный взгляд.

Не может, соглашается Фенн, но Маркус считает мою хуцпу пикантной. Я у него спросил, планируется ли что-то для Дуга в смысле поминальной службы, и сказал, что нам бы хотелось поучаствовать, если да. А кроме того, дал ему понять, что когда-нибудь вскоре не прочь бы с ним поболтать о деле.

Что-что ты ему?

Да толком и не знаю что. Граф как-то рассказал мне, что хорошим сотрудником ЦР он стал потому, что научился доверять своей некоторой интуиции, еще не понимая, на что эта интуиция. Могу спорить, у хорошего романиста такая же чуйка: что́ ему нужно ясно знать, прежде чем приняться за дело, а какие мосты он и помыслить не может, не говоря уж о том, чтобы пройти по ним, пока до них не доберется. Я понятно?

Отчасти.

Эдгар капает пикулем тебе на блузку.

Ну и пусть. Мы так весь свой творческий отпуск провели, правда?

Капая пикулями?

Откладывая проходки по мостам, пока до них не доберемся, а потом до них не добираясь.

Взгляды наши встречаются – ну как бы. Сьюзен откусывает от мяса. И что будет у Дуга?

Они что-то устраивают в пятницу; Марк Хенри собрался перезвонить после обеда и сообщить, «открыто ли это будет для публики», его собственные слова. Можно я объясню про интуиции?

Ладно. Дай Эдгару свой пикуль. На, Эдгар: поешь огурчик дяди Фензи.

Фенвик объясняет, что пока вчера утром мы стояли на бастионах старого Форта Макхенри и благодарили Фрэнка Ки за безопасное возвращение, говорили о сплавах назад и вперед на плотах памяти, он отчего-то вдруг вспомнил того старого пердуна Марка Хенри.

Ты это слышал, Эдгар? Как ты думаешь, что могло напомнить дяде Фенну о Старом Пердуне Марке Хенри?

Э. А. Хо робко елозит