– У простых людей – да. Если же речь идёт обогатстве или знатности, то нет.

– А я не принесла вам ничего, мой господин. Я– всего лишь одинокое существо.

– Нет, – сказал он, вставая на колени рядом. –Ты отдаёшь мне себя. Хочешь ли ты этого сама, Сикибу?

– Хочу, мой господин.

Он взял её за руки, обнажив их из рукавовкимоно. Такие маленькие, такие изящные. Вот теперь его сердце забилось вовсю.Потому что в конце концов здесь его ждала тайна. Её руки – и больше ничего досих пор.

– Ты снилась мне, Сикибу.

Ложь? Нет, не совсем. Она действительноснилась ему. Иногда.

– Вы мне тоже, мой господин. – Но я не знаюобычаев Японии, Сикибу. Даже спустя два года я всего лишь чужестранец. Я хочу,чтобы моя жена приняла обычай моей страны, а я готов следовать традициям еёродины.

– Только прикажите, мой господин.

Но она продолжала внимательно следить за ним.Что нового и странного, а может быть, и страшного принесёт он ей? Кимоно на еёгруди стало вздыматься и опадать чуть скорее. Что укрыто под ним? Какая красота?Какое сокровище? А он лишь коснулся её руки.

Он тронул её подбородок, и она моргнула. Онвзял подбородок в ладонь и услышал, как она судорожно вздохнула. Наверное, онаподумала, что он хочет её задушить. Он поднял её лицо. Глаза её расширились, зрачкиувеличились. Но она подчинится. Подчинится любому его желанию, потому что еёучили именно этому.

Его губы коснулись её губ. Её глаза были вдюйме от него, ещё более расширившиеся, не отрывающие от него взгляда. Онпровёл губами по её губам, вдыхая её дыхание, почувствовал, как открываются еёгубы под давлением его языка, и тут же отдёрнул его – её зубы были черны.

Сикибу смотрела на него, еле заметная складкапрорезала белую краску между бровей.

– Мой господин? – прошептала она.

– Зачем ты зачернила зубы?

– Потому что я замужем, мой господин. Это знакмоей верности. Завтра я выбрею брови.

– Выбреешь свои… То, что я сделал сейчас, тебенравится?

– Я здесь для того, чтобы доставитьудовольствие вам, мой господин.

– Нет, – сказал он. – Я хочу, чтобыудовольствие было взаимным. Сикибу, я хочу, чтобы ты вымыла лицо, удалила снего всю краску и вернула природный цвет зубам. Ты можешь сделать это для меня?

Всё тот же немигающий взгляд.

– Я сделаю всё, что вы пожелаете, мойгосподин. Но зубы… Боюсь, что я не смогу вычистить их добела.

– И всё-таки сделай всё, что сможешь. Давайже, Сикибу, я прошу тебя.

– Да, мой господин. – Она нагнулась надсосудом с водой. Она стояла на коленях спиной к нему, её тело – частица жизни вогромной пустой комнате. Его. Эта мысль приходила снова и снова. Его.Абсолютно. Понимание этого скользнуло из разума куда-то в утробу и вернулось,вытащив с собой те тайные греховные мечтания, которые всегда прятались там, вглубине. Его.

Он положил ладони ей на бёдра, потом двинул ихвперёд и вверх. Под шёлком были маленькие, заполняющие руку, остроконечныебугорки плоти. Под шёлком.

Его пальцы распустили её пояс, раздвинуликимоно. Она по-прежнему плескала водой себе в лицо. Она дрожала? От холоднойводы или от того, что его пальцы скользнули внутрь – коснулись твёрдого живота,перешли на бёдра, спустились, двинулись внутрь, в джунгли и врата, в темницу ирай.

– Моё лицо чисто, мой господин, – шепнула она.– И влажно.

Его руки двинулись назад, за спину, увлекая засобой кимоно. Он отодвинулся, забрав кимоно. Она поднялась на ноги, по-прежнемустоя спиной, сошла с возвышения к полке с полотенцами, тщательно вытерлась и,поколебавшись, обернулась к нему. Она вдохнула, приподняв грудь и втянув живот,– наверное, намеренно. Распущенные волосы струились по её плечам, под ихпрядями прятались твёрдые соски. А ниже таинственной тенистой рощицы – изящныеножки, не длинные и несильные, но очаровательно девичьи. Красоты Едогими здесь,конечно, нет, нет захватывающий дух женственности Магдалины. Но была здесьбесконечная нежность, мягкость, каких он никогда не знал. И эта девочка былаего женой.

– Иди сюда, – сказал он. Она опустилась рядом.И посмотрела через его плечо на изображение божества. Потом поклонилась доземли и дважды негромко хлопнула в ладоши.

– Зачем ты это делаешь, Сикибу?

– Чтобы призвать ками этой иконы, мойгосподин. Чтобы я могла просить его о покровительстве.

– Ты боишься меня, Сикибу?

– Нет, мой господин. Нет, если в моих силахдоставить вам удовольствие.

– Ты уже закончила с молитвой?

– Да, мой господин.

– Тогда мне нужен твой язык.

Поколебавшись, она приоткрыла рот и, помедлив,высунула язык – чтобы он мог его поцеловать, пососать, подразнить своимсобственным. Теперь она наверняка дрожала, но по-прежнему не двигалась. – ВЯпонии, – сказал он, – мужчины и женщины не целуют друг друга в губы. Почему?

Она молчала, не мигая, смотрела на него.

– Разве это не возбуждает, Сикибу?

– Да, мой господин.

Он вздохнул. Она не будет сопротивляться, дажеего мыслям. И тут его охватило отчаяние. Господи, это и есть мужская сила? Илиу него в кишках всё-таки прятался дьявол? Ведь она на самом деле прекрасна. Вэтом нет никаких сомнений. Прекрасный ребёнок, а он как раз в том возрасте,когда пора ценить юность и невинность. И всё же он не мог взять то, что онастоль послушно намеревалась отдать, без страха или злобы, без спешки илинеохоты.

– У моего господина снова пробудилось желание?– спросила она. Она ничего не понимала – он выбрал её в жёны, проехал почти всюЯпонию, чтобы взять её, а теперь она видит борьбу чувств в его глазах,наверное, даже чувствует гнев, излучаемый его телом.

– Нет, – сказал он. – Не сейчас. Ляг, Сикибу.На спину. Разбросай руки и ноги так широко, как сможешь.

Она повиновалась без единого вопроса. И передним оказалось то, чего он всегда так хотел. Сдавшаяся женственность. Сдавшеесядевичество. Девушка, стремящаяся превратиться в женщину, у его ног, его. Онможет делать с ней всё, что захочет.

Смотрит на него тревожным, внимательнымвзглядом, хочет только предвосхитить его желания. Доставить удовольствие.