— Хватит орать на меня, черт побери! — закричалаона в свою очередь. Ее зеленые глаза уставились на Тони, как дула М-16. —Я ничего такого не сделала. Никто из-за меня не пострадал. Это к вам тут подобраласьвся северная армия, сэр!

Если ваши солдаты не в состоянии удерживать ее на расстоянииот этой вонючей базы, то я тут ни при чем. И нечего на меня кричать! Я толькоотошла на десять футов от того места, где была, это не преступление! А по мнестали стрелять!

— А какого черта вы собирались здесь увидеть? Светскихдам за чашечкой чаю? Это, черт меня дери, военная база!

Они стояли, крича друг на друга. Раненых уже увезли,вертолет снова улетел, а они все стояли и переругивались. Никто вокруг и недумал вмешиваться, считая, что это не их дело. Так оно и было. Это началосьдавно, и теперь неминуемо должна наступить развязка.

Она продолжала кричать, но вдруг ее глаза наполнилисьслезами. Но на этот раз она плакала от злости и собственной беспомощности.

— Хватит на меня орать! — снова крикнулаона. — В том, что эти люди пострадали, я не виновата!

— Но так могло быть! — отвечал он, но в этотмомент на джипе подъехали Ральф с лейтенантом. Они издали увидели, как эти двоеяростно переругиваются и размахивают кулаками.

Ральф стиснул зубы.

Увидев лейтенанта. Тони отступил, а Ральф посмотрел на негос нескрываемой враждебностью.

— Опять ты? — не сдерживая раздражения, спросилон.

Но Ральфа Тони не боялся.

— Ей там задницу могли оторвать, — сказал он ввиде объяснения.

— Слава Богу, этого не случилось, — сказаллейтенант. Он был старше Билла и был совершенно потрясен событиями сегодняшнегоутра. — Я, наверное, немного поторопился, пригласив представителей прессывзглянуть на туннели.

Да, фотограф убит, Пакстон едва осталась в живых, Ральф сталне похож на самого себя. Пока лейтенант говорил, Ральф выразительно посмотрелна Пакстон.

— Наверное, все-таки следует быть осторожнее. За какимчертом ты туда пошла?

— Не знаю. Берти сказал, что хочет сделать несколькоснимков. А я решила посмотреть, что он будет снимать. Я просто пошла за ним, ивдруг по мне начали стрелять.

— Если бы вы не связались по рации, до сих пор были бытам, дорогая леди, — с уважением заметил лейтенант. — Вы неплохосоображаете и, вероятно, спасли жизнь тем трем парням.

Пакстон взглянула на Тони, она все еще продолжала злиться.

— А вот сержант считает, что я пыталась их угробить.

Лейтенант только улыбнулся. Кампобелло был лучшим из еголюдей, хотя и чересчур горячим.

— Этого я не говорил, — пробормотал тот. — Ятолько сказал, что ее саму чуть не угробили.

А ведь он когда-то обвинял Пакстон в том, что Билл погибиз-за нее… Но то другая история.

— Вот это ближе к истине, — ответил Ральф.

Пока Тони и Пакстон, продолжая свирепо посматривать друг надруга, садились в джип, Ральф стал договариваться с лейтенантом, как быдоставить тело Берти в Сайгон. Этого трудягу все любили, и его гибель быланастоящей потерей. Еще одного человека не стало. Еще одна смерть. Как можнопережить такое!

— Я бы хотела поблагодарить радиста на базе, —тихо сказала Пакстон, когда они собрались уезжать.

Лейтенант представил ей радиста. Подавая ему руку, Пакстонрасплакалась.

— Я просто хотела вас поблагодарить. — Она незнала, что сказать еще. Ведь этот человек спас ей жизнь — тем, как спокойно,по-деловому, невозмутимо вел переговоры.

— Ну что вы, Дельта-Дельта, — сказал он,растягивая слова. Он явно был с Юга, но Пакстон не спросила, откудаименно. — Худо, что вы попали в такую кашу.

— Но вы мне помогли оттуда выбраться. Это самоеглавное.

Выяснилось, что все спасенные парни выжили. Только Бертипогиб Ральф был очень подавлен, и почти всю дорогу в Сайгон они молчали.

Тони они больше не видели, но Ральф все еще на негосердился. В результате он вылил свое раздражение на Пакстон, накричав на нее.Это был трудный день для всех — еще один ужасный день войны, а он даже не смогсоставить репортаж, за которым, собственно, и ехал. Ральф решил, что приедетснова в другой раз, но сейчас нужно было возвращаться, чтобы сообщить о случившемсяв «Ассошиэйтед Пресс» и сделать все необходимое для отправки Берти.

— Что с тобой, хотелось бы знать! Стоит вам сойтисьвместе, вы начинаете орать как ненормальные! — Он сердился на Пакстон, покрайней мере так могло показаться. На самом деле он страшно перенервничал из-занее, и теперь, когда все закончилось и она осталась жива, перенес своенапряжение на нее же.

— Он обвинил меня в том, что я по собственнойнеосторожности чуть не подставила этих парней под удар.

— Ты подставила под удар себя, что гораздо хуже. Тыздесь для чего? Чтобы писать о войне, а не для того, чтобы лезть под пули,пытаясь кому-то что-то доказать. А этот — так и вообще псих какой-то.

— Это точно, — язвительно подтвердила Пакстон.

С головы до ног она была в грязи, перемешанной с кровьюрадиста. Это напомнило ей о других поездках и о том, зачем она все-такивернулась в Сайгон. Не потому, что любила все это. А потому, что в этом еедолг; Но долг, перед кем? Перед собой?

Перед своей страной? Перед газетой? А может быть, перед Ральфом?Питером? Биллом? Непростой вопрос. По пути в Сайгон они молчали. День былтяжелым для всех. В том числе и для Тони, который долго ходил, сердясь на себяи пытаясь понять, что же он на самом деле чувствует по отношению к Пакстон.

Когда на следующий день Ральф встретил Пакстон в офисе«Ассошиэйтед Пресс», он все еще немного сердился, но она пригласила егопообедать вместе, и после пары выпитых стаканов он смягчился.

— Ну ты, девчонка, задала нам жару. Когда ты лежала тамвместе с этими парнями, я думал, ты тоже ранена. Ты хоть понимаешь, чтоследующей подстрелили бы тебя? Я просто видел, как это будет.

— Я тоже, — призналась Пакстон, отпивая кофе суа.Это был крепчайший кофе со сгущенным молоком из банки. Год назад он показалсяей отвратительным, теперь же нравился.

— Ты боялась? — спросил он, понизив голос.

Она в ответ улыбнулась:

— Потом — да. А там на месте… даже не знаю. Яиспугалась, когда подумала, что меня могут, не убить, а взять в плен.

Вот это действительно страшно.

Такое уже случалось. Журналистов брали в плен, но обычнобыстро освобождали. Вьетнамцы с севера делали это из пропагандистских целей,надеясь, что о них напишут, но всегда оставалась вероятность, что в следующийраз они окажутся менее дружелюбными. Истории о пытках и избиениях вовьетнамском плену стали расхожими.