Тем временем личные проблемы Льюиса усугублялись постоянно растущей в Оксфорде враждебностью и отвержением. До некоторой степени — только до некоторой — эту враждебность можно объяснить предвзятостью тех, кто видел в религиозности симптом душевного заболевания или морального упадка. Истинной причиной такого отношения стала популярность Льюиса и то, что воспринималось как неуважение к традиционным нормам академической работы. Считалось, что писательство отвлекает Льюиса от научных исследований и тем самым он оказывается не в средоточии академической культуры, а где-то на обочине. Льюис, твердили критики, не опубликовал ни одного серьезного и весомого труда со времен «Предисловия к „Потерянному раю“», а это было в 1942 году. Чтобы восстановить свою репутацию в университете, ему следовало как можно скорее восполнить эту недостачу.

Льюис знал о такого рода замечаниях, и они были тем болезненнее, что отчасти были и справедливы. Читая послевоенную переписку Льюиса, трудно не ощутить его беспокойство и даже сокрушение о своей судьбе. Еще в 1935 году он подписал с издательством Оксфордского университета договор на книгу, посвященную английской литературе XVI века, и теперь чувствовал настоятельную необходимость закончить этот труд. Но семейная ситуация была такова, что он попросту не имел времени прочесть огромное количество первоисточников, что требовалось для завершения книги. К середине 1949 года он был изнурен и физически не готов к напряженной сосредоточенности, без чего немыслимо было бы и приниматься за столь фундаментальный труд. Популярные книги давались легче и словно сами текли с пера. Но с этой все обстояло иначе.

Ничего нельзя было сделать, пока миссис Мур была жива и нуждалась в ежеминутном присутствии Льюиса. После ее смерти в январе 1951 года Льюис добился годичного освобождения от преподавательских обязанностей в колледже, чтобы весь учебный год 1951/52 посвятить работе над ученой книгой. В сентябре 1951 года Льюис смог уведомить своего итальянского корреспондента дона Джованни Калабриа о переменах к лучшему: Iam valeo — «я уже оправился»[545]. Улучшению душевного состояния Льюиса способствовало и письмо от премьер-министра Уинстона Черчилля, который желал включить Льюиса в списки представленных к награждению C. B. E. (командор ордена Британской империи, на ступень ниже рыцарского звания) на новый 1952 год. Льюис отклонил это почетное предложение[546], однако оно его, несомненно, весьма ободрило.

Он с удвоенной силой набросился на новый проект по английской литературе. Хелен Гарднер вспоминала, как постоянно видела Льюиса за работой в библиотеке герцога Хамфри: он упорно пролагал себе путь сквозь хранившиеся в Бодлианской библиотеке книги писателей былых времен. Поскольку Льюис никогда не доверял пересказам, он впивался зубами в подлинники, выплевывал несъедобное и переваривал все, что обладало ценностью.

Пошатнувшаяся в академических кругах репутация Льюиса была с лихвой восстановлена публикацией семисотстраничного тома в сентябре 1954 года. Последовавшее годом позже избрание в Британскую академию было напрямую связано с этим массивным ученым трудом. Но было уже слишком поздно для того, чтобы исправить отношение к Льюису в самом Оксфорде. Мнения сложились и кристаллизовались. На рубеже 1940-х и 1950-х годов многие воспринимали Льюиса как отработанный материал.

И снова проблемы со всех сторон. Регулярные вторничные собрания инклингов продолжались после войны, зачастую оживляемые прибытием продуктовых посылок от американских поклонников Льюиса. Он всегда настаивал на том, чтобы разделить эту роскошь с друзьями, ведь все они страдали от жестких послевоенных ограничений и продовольственного дефицита. И тем не менее дела у инклингов обстояли неблагополучно. Росло отчуждение между прежними собратьями. Случались ссоры. Былой энтузиазм угас. Сокращалось и число участников. Наконец, 27 октября 1949 года запись в дневнике Уорни сообщает о том, что встречам пришел конец: «Никто не явился». Хотя члены этой группы продолжали общаться по вторникам в пабе «Орел и ребенок», как серьезный литературно-дискуссионный клуб инклинги прекратили свое существование.

Свою роль в таком исходе событий сыграло и расхождение между Толкином и Льюисом, в котором Толкин главным образом винил усилившееся во время войны влияние Чарльза Уильямса. Он чувствовал (и небезосновательно), что Уильямс вытеснил его из сердца Льюиса. Для Толкина это было очень прискорбно, и он глубоко сожалел о том, что их дружба с Льюисом сошла на нет — но так получилось и обратного пути не было. Их отношения еще более испортились из-за того, что Толкин, как ему казалось, обнаруживал в «Космической трилогии» Льюиса своевольные заимствования своих мифологических идей. В 1948 году он написал Льюису длинное письмо, явно в ответ на какой-то серьезный спор из-за их книг[547]. Тем не менее, хотя личные отношения между ними оставляли желать лучшего, Толкин по-прежнему всячески хлопотал о том, чтобы добиться для Льюиса профессорской ставки. С его точки зрения это был просто вопрос справедливости.

Но и тут их обоих настигли трудности: в конце 1940-х годов оксфордская программа по английской литературе претерпевала существенные изменения. Толкин и Льюис не считали нужным преподавать английскую литературу после 1832 года, но теперь, когда суровые военные годы миновали, английский факультет вновь вернулся к прежнему спору. Становилось все очевиднее, что викторианский век тоже породил обширную и значительную литературу. Почему же Оксфорд отказывается иметь дело с лордом Теннисоном или с Уильямом Теккереем? С Чарльзом Диккенсом и с Джордж Элиот? Молодые преподаватели настаивали на реформе образовательной программы, одним из активных сторонников перемен выступала Хелен Гарднер. Стало ясно, что английский факультет будет развиваться в том направлении, с которым Льюис едва ли окажется совместим.

Но некоторые биографы утверждали, что самой важной проблемой для Льюиса в ту пору был вызов, брошенный его интеллектуальному авторитету восходящей звездой философии, Элизабет Энском (1919–2001). Эту историю также нужно рассказать отдельно и всмотреться в ее последствия.

В 1893 году группа христиан-евангеликов внутри Англиканской церкви основала Оксфордский пасторат в надежде, что здесь оксфордские студенты соприкоснутся с более живой и интеллектуально увлекательной формой христианской веры, чем та, которую им обычно представляли при общеобязательном посещении часовни своего колледжа. С 1921 года пасторат размещался в церкви Св. Альдата к югу от центра города Оксфорда и поблизости от самого сердца университета. Хотя первоначально Оксфордский пасторат задумывался как пастырская и евангелизирующая миссия, руководству его становилась все очевиднее важность апологетики. Как христианам найти позитивный, а также критический подход к основным интеллектуальным вопросам современности? Как обеспечить верующим студентам интеллектуальную увлеченность и уверенность в своих взглядах вместо того, чтобы скармливать им высокодуховные банальности?