аргонавтов, а на благом последствии ее волшебства. Однако, рассматривая кратер, не останавливаясь на аверсе, понимаешь, что композиция его — кольцевая, охватывающая обе стороны, включая фигуры под ручками. Следуя слева направо, видим богиню победы Нике под правой ручкой кратера; продолжая обход, доходим до Геры, беседующей с Ясоном. За ним — вторая ручка, под которой изображен «Арго». Правее «Арго» кольцо замкнет Медея, с которой мы начали. Выявляется главный смысл программы — соединение судеб Медеи и Ясона на «Арго». Смысловое ядро кольцевой композиции — «Арго» между фигурами Ясона и Медеи. Вот почему Ясон одет так же пестро, как она. В контрпозиции к ним — Нике. Суммируя, вывожу формулу: Арго + (Ясон + Медея) = Победа. Кстати, еще одна Нике, миниатюрная, витает в воздухе на реверсе рядом с Афиной.

Ил. 209. Мастер Поликоро. Гидрия. Ок. 400 г. до н. э. Выс. 44 см. Поликоро, Национальный археологический музей Сиритид. № 35269

Медеей, улетевшей из Коринфа на колеснице, вазописцы заинтересовались около 400 года до н. э., то есть еще при жизни Еврипида, но не в Аттике, а в Великой Греции — на юге Италии. Может быть, в это время там стали повторно ставить аттические драмы? В луканской вазописи апофеоз Медеи, оттеснивший на периферию судьбу детей и Ясона, стал главным Еврипидовым мотивом.

Самый ранний отголосок «Медеи» Еврипида видим на раннелуканской гидрии, обнаруженной в Поликоро при раскопках гробницы некоего поэта или актера (ил. 209)[431]. Художника назвали Мастером Поликоро. В центре тулова этой гидрии — колесница, которую влекут два могучих, бурно извивающихся царственных змея с бородами и гребнями, напоминающими зубцы корон. Рисунок Медеи сильно поврежден, однако видно, что наряд ее был варварски роскошен. На голове — нечто вроде фригийского колпака. От быстрой езды уши колпака и концы гиматия простерлись горизонтально. Змеи мчат бигу влево, Медея же, схватив правой рукой вожжи и бич, обернулась в сторону, чтобы не упустить из виду устремившегося за ней Ясона. Ветер, сорвав одежды, обнажил несчастного. Он угрожает Медее коротким мечом, выхваченным из ножен. Ничего героического нет в этой большеголовой отнюдь не атлетической фигуре со взлохмаченной шевелюрой и бородой. Невозможно не пожалеть Ясона: хотя бы взглядом широко раскрытых глаз под жалобно опущенными бровями он пытается догнать уносящуюся Медею. На его пути, ниже колесницы, лежат в постели их мальчики. Не заметив кровь под подбородком одного из них, можно было бы принять смерть за сон, если бы не пожилой воспитатель, с искаженным горем лицом и безумно вытаращенными глазами сидящий у изголовья. Опираясь виском на руку, он протягивает другую к мертвому ребенку. Наверху, по сторонам от Медеи, видны Афродита и Эрот, с помощью которых Гера осуществила свой замысел — сделать орудием мести Пелию, пренебрегавшему причитающимися ей ритуалами, не слабодушного Ясона, а «мощную духом» Медею[432].

Может быть, Мастер Поликоро нарисовал убитых детей внизу, потому что в колеснице их было бы плохо видно? Как бы то ни было, это решение позволило ему обогатить сюжет фигурой оплакивающего их воспитателя. Другое существенное отклонение от финала Еврипидовой «Медеи» — змеи, мчащие колесницу. Еврипид не указал, какие фантастические существа влекут колесницу. Его Медея говорит Ясону:

А в руки я тебе не дамся, нет: От вражьих рук защитой — колесница, Что Гелий мне послал, отец отца[433].

Ил. 210. Мастер Поликоро. Кратер. Ок. 390 г. до н. э. Выс. 51 см. Кливленд, Художественный музей. № 1991.1

Иннокентий Анненский в своем переводе убрал этот фрагмент, заменив сочиненной им самим репликой: «Появляется колесница, запряженная драконами. В ней Медея с телами детей». Возможно, Мастер придумал змей по аналогии с колесницей Гекаты в мифе об омоложении Эсона.

Ярчайший апофеоз Медеи представлен на аверсе кратера, находящегося в Кливленде (ил. 210). Мастер Поликоро расписал эту вазу около 390 года до н. э. В сравнении с золотистым сиянием двух змей, запряженных в колесницу Гелиоса, все остальное здесь, даже сама Медея, — тени. Надменно подняв головы с петушиными гребешками и двухконечными бородками, тремя толстыми спиралями извиваясь, змеи вместе с колесницей оставляют позади себя «солнца контур старинный, золотой, огневой», из которого торчат во все стороны многочисленные кинжально-острые лучи. Уж не навело ли Мастера на изображение небесного чуда впечатление от солнечного затмения? Но эти лучи — не только люминозное небесное явление. Они безоговорочно отрицают земной порядок вещей. Мастер Поликоро создал зримый эквивалент финала Еврипидовой трагедии.

Медея — великолепный возничий. Она стоит на биге, не держась за облучок, слегка согнув колени и наклонив корпус вперед. Поводья в обеих руках, длинный хлыст в правой. На ней высокая тиара с загибающимся вперед гребнем, составленная как бы из двух морских раковин. Толстые жгуты, как змейки, разлетаются в стороны от тиары. Волнуется хитон, украшенный тройчатыми точками и препоясанный широким золотым поясом. Развевается вышитая мантия с рукавами, плотно охватывающими предплечья ромбическим орнаментом. Лицо у Медеи мужественное. Невидящий взгляд широко раскрытых глаз направлен на Ясона, полуодетым выбежавшего навстречу и в бессилии посылающего проклятье:

О, сгибни ж ты. Прозрел я наконец. Один слепой мог брать тебя в Элладу И в свой чертог от варваров…[434]

Во взгляде Медеи — священное безумие, в своем полете она сокрушит любое препятствие. Страшно видеть, как лучи-кинжалы входят в силуэт одного из мальчиков, чьи тела брошены на алтарь. Но именно этот мотив доказывает невиновность Медеи в их смерти. Лучи ей не принадлежат. Такова воля богов, помутивших рассудок коринфян, которые расправились с детьми, укрытыми ею у алтаря Геры.

Заломив руки, падает с колен на алтарь седовласая кормилица, схватился за голову пожилой астенический воспитатель. А наверху, по сторонам от лучевого кольца, сидят, глядя с облаков на землю, злорадные эринии[435], удовлетворенные необратимыми последствиями измены Ясона Медее.