полутораста лет. Исследователи расходятся в мнениях о восприятии архаических изображений Горгон. Испытывали ли эллины визави с Горгоной, глядящей с вазы, священный ужас или хотя бы элементарный страх перед силами доолимпийского космоса? Скорее нет: слишком часто видели они на своих вазах этих чудовищ, чьей главной функцией было, вероятно, отпугивание зла[444]. Не встречался ли эллин в глазах изображенной Горгоны с «зеркальным отражением чудовищного в самом себе»?[445] Это предположение кажется мне психоаналитической модернизацией. Я думаю, восприятие маски Горгоны, глядящей с вазы, было противоречивым: едва ли отождествляя изображение с изображаемым, человек, однако, мог ощутить легкий укол страха, как нынешние дети, которым хорошо знакомы страшные картинки. Иначе как могла бы Горгона отпугивать зло?

Фронтальность лиц, которой изображенные Горгоны напоминали о «каменной смерти», настигавшей всех, чей взгляд они ловили глазами, — настолько существенная особенность их облика, что почти до конца V века до н. э. не могло быть и речи о боковом ракурсе их голов. Они несут свои округлые лица, как Солнце или Луна вечно кажут нам сияющие круги, не выдавая своей шарообразности. Правильно ли говорить, что Горгона «повернула голову» к нам? В вазописи и на рельефах Персей не голову Медузе отсекает, а лишает ее лица, обезличивает ее. И даже будучи снятой с плеч, в руке или в сумке Персея, ее голова — все тот же плоский лик.

Ил. 212. Мастер Горгон. Динос. Ок. 580 г. до н. э. Высота (с подставкой) 93 см. Париж, Лувр. № E 874

Представление о Персее не было столь устойчивым. В VI веке до н. э. аттическим заказчикам расписных ваз и художникам пришелся по вкусу Персей, вышедший около 580 года из-под руки Мастера Горгон — последователя Мастера Несса. На аверсе луврского диноса, в верхнем регистре, он представил бегство Персея от преследующих его Горгон. Все устремлены вправо (ил. 212).

Персей — сама мужественность. Под петасом, похожим на каску «томми» на Первой мировой войне, — острый профиль с почти прямой линией лба и носа, гигантским глазом под низкой бровью и бакенбардой, переходящей в короткую бородку. Торс, полный силы благодаря развернувшему плечо взмаху левой руки, Мастер, выпустив тунику над узким тугим поясом, сделал квадратным. Хотя, по мифу, Персей, как и Горгоны, летит, в вазописи того времени мы не найдем изображения более мощного бега. Могучие бедра, лишь полускрытые туникой, треугольнички коленных чашечек, вставленных в сгибы ног, мускулистые голени, серповидные крылышки над лодыжками, — все работает, как безупречно отлаженный локомотив. Отклонившиеся назад локоны и торчащий из‐за спины меч делают зримым сопротивление воздуха. Персей, сказал бы Симонид, «безупречен, как квадрат, и рукою, и ногою, и мыслью».

Ил. 213. Коринфская амфора. Ок. 560 г. до н. э. Берлин, Государственные музеи, Античное собрание. № F 1652

Пришедший с Востока сюжет спасения Персеем Андромеды[446] впервые появился, насколько можно судить по сохранившимся изображениям, не в аттической, а в коринфской вазописи около 560 года до н. э. На амфоре в Старом музее Берлина черный силуэт нагого Персея вторгся между гигантской белой головой морского чудовища Кето (матери Горгон), вплывающей в сцену слева, и белокожей девой (дочь эфиопского царя неизменно изображали именно так), стоящей справа со связанными за спиной руками (ил. 213). Хотя на голове Персея — похожий на широкополую шляпу волшебный петас, благодаря которому ни Кето, ни Андромеда, пожалуй, его не видят, а на ногах — крылатые эндромиды, которые могли бы дать ему великое преимущество в маневрировании, вазописцу важнее всего было наделить его перед схваткой неодолимой физической силой. Поэтому он поставил Персея (лицом похожего на Персея Мастера Горгон, но не столь мощного) на землю, предельно широко раздвинул ему ноги и вместо того чтобы вооружить мечом-серпом, которым к тому моменту была уже обезглавлена Медуза, вложил ему в руки белые камни[447] размером с круглый черный глаз Кето. Ими герой забьет ее до смерти. Выбор столь странного оружия вызван, наверное, тем, что, будь герой вооружен клинком, точный удар не позволил бы художнику охватить силуэтом Персея широкое пространство и вместе с тем облегчил и ускорил бы расправу над чудовищем, а это несколько снизило бы ценность подвига. Первый удар Кето уже получила по носу болтающейся на плече Персея сумкой, быть может, утяжеленной головою ее дочери.

Ил. 214. Мастер Амазиса. Ольпа. Ок. 540 г. до н. э. Выс. 26 см. Лондон, Британский музей. № 1849,0620.5

Я не могу смотреть на эту сцену совершенно серьезно. Уж очень старательна, пусть и разумна, логика ее построения, и подозрительно близки к гротеску все три персонажа. У Персея из‐за резкого рывка вперед ягодицы не поспевают за туловищем, развернувшимся к нам спиной. Кето, скорее жизнерадостная, чем кровожадная, таращится на Персея едва ли не восхищенно. Курносая Андромеда в длинном красном хитоне провожает Персея взглядом, гордо подняв голову и вызывающе расставив голые локти. Не думаю, что мастер стремился, но не сумел передать драматизм момента. Он и не собирался этого делать, решив развлечь сказкой эстетически невзыскательную публику. С этой точки зрения его произведение не наивно, а умело имитирует наивность.

Следующее важное событие в изображении подвигов Персея произошло около 540 года до н. э., когда Мастер Амазиса расписал ольпу, попавшую в Британский музей: Персей убивает Медузу (ил. 214). Это самая ранняя из сохранившихся чернофигурных сцен с данным сюжетом[448]. Гермес присутствует здесь затем, чтобы симпосиасты видели: герой уверен, что совершает кровавое деяние не на авось, а под божественной протекцией, благодаря которой ему не грозит месть Посейдона. Вряд ли вазописец ввел бы столь существенное новшество, полагаясь исключительно на свое разумение. Я вижу здесь намерение заказчика. Сам Мастер оказался в затруднении, потому что при таком решении сцена неизбежно становится симметричной, почти геральдической: заняв середину, Медуза оттесняет героя и бога в стороны, и они утрачивают господствующее положение, хотя рост всех троих одинаков. Трудность усугубляется тем, что Персей, втыкая меч в горло Медузы, отворачивается от нее и смотрит в ту же сторону, что и Гермес, при том, что на них одинаковые петасы (по модели Мастера Горгон) и эндромиды. Это обстоятельство заставило Мастера Амазиса