«Ансель, – начал читать юноша, – уверена, к тому времени, когда ты получишь мое письмо, ты наверняка уже прочитаешь тот репортаж в газете, в котором рассказывают о „Молнии“. Сразу хочу тебе сказать, я возмущена им до глубины души. Ума не приложу, откуда эти бумагомараки прознали про „Молнию“, но могли хотя бы подойти ко мне и задать несколько вопросов, прежде чем выпускать эту статью! Но – нет, они и не подумали это сделать и сразу приписали все заслуги мне.

Одно меня радует; теперь все уверены, что авионы типа „Молнии“ создают здесь, в Конструкторской Сириона, и если вражеские агенты захотят нам помешать, то они придут сюда. И просчитаются, ведь ни „Молнии“, ни расчетов по ней здесь нет.

На случай возможной атаки на Конструкторскую я также отправила тебе кое-что ценное. Не уверена, что наши письма не вскрывают и не читают, поэтому не буду писать, что именно. Но когда ты это получишь, сразу поймешь, что тебе нужно сделать. Я вложила туда все, что могла, и теперь тебе предстоит достойно закончить работу…»

Ансель опустил лист бумаги на колени и на миг прикрыл глаза. В груди бушевала настоящая буря эмоций. Радость и облегчение, что мадам рей Брик до конца оставалась той самой дамой, которую он знал, – прямой, честной и откровенной. Благодарность за то, что она беспокоилась о нем и сразу ему написала. И конечно же боль потери и бесконечное сожаление, что ее больше нет в живых…

Ансель не торопился переворачивать лист и читать дальше. Это была его последняя возможность поговорить с мадам рей Брик. Когда он дочитает письмо, то больше никогда не услышит ее слов. И Ансель хотел оттянуть этот момент как можно дольше… Поэтому он аккуратно сложил недочитанное письмо и спрятал глубоко в тумбочке, среди вороха старых расчетов и чертежей.

Шеф появилась в парке Ржавых Каруселей поздним утром, как всегда внезапно и без предупреждения.

Не здороваясь, молча стянула черные перчатки и бросила их на стол, а сама села на стул и закинула ноги на соседний. То, что все остальные стояли, ее ничуть не беспокоило.

– Поздравляю, твой репортаж сработал как надо, – сказала она Агате. – Народ полон возмущения и уже стекается на площадь Первого Полета.

– Значит, дело сделано, – с довольным видом потер руки Сегрин.

– Дело еще не сделано, – резко оборвала его шеф. – Толпа сама себя не организует. Сейчас наша задача – направить зарождающиеся беспорядки туда, куда надо нам. И не дать Либерату все испортить, у этих наивных ребят есть свои бредовые идеи о том, что воля бунтующей толпы является непререкаемым гласом народа, – с насмешкой протянула она.

Агата задумалась. А что, неужели есть разница между народом и толпой?

Словно в ответ на ее мысли, шеф продолжила:

– Действуем по отработанной схеме: смешиваетесь с толпой, в нужный момент выкрикиваете отработанные фразы. Но только на этот раз уж будьте так любезны, не допустите повторения недавнего провала. И главное – действуйте сообща, – процедила шеф ледяным тоном.

– Будет сделано, – заверил Сегрин, слегка побледнев. – Разрешите, мы пойдем прямо сейчас?

– Прекрасная идея, – одобрила шеф.

– А куда мы идем? – переспросила ничего не понимающая Агата.

– На площадь Первого Полета перед Министерством полетов, – ответил Кирби, доставая теплую, подбитую мехом накидку и помогая Агате ее надеть. Поймав вопрошающий взгляд шефа, который та бросила сначала на него, а потом на девушку, Кирби многозначительно кивнул.

– И что от нас требуется?

– Ждать, пока там соберется достаточно большая толпа.

– А потом?

– А потом, – подмигнул ей Кирби, – потом мы будем делать революцию.

* * *

Все, что произошло после того, как майор рей Данс увела Нику с допроса, терялось словно в тумане. Кажется, в штабе Танго, куда она пришла вместе с командиром, обсуждали план полета на Седьмое Небо; Ника слышала слова, но они совершенно не задерживались у нее в сознании. В голове крутилась только одна мысль: неужели ее мать родом с Третьего континента?

Девушка смутно помнила, как вернулась в казарму, легла на кровать и провалилась в сон. Когда же проснулась, ее по-прежнему словно отделяла от остального мира плотная стена.

Ника не слышала Берту, недовольно бурчавшую из-за того, что ее не включили в состав группы, летящей на Седьмое Небо. Она едва ли заметила Нильсона, пришедшего на авиодром ее проводить…

Из охватившего ее оцепенения Ника вышла уже во время полета. И даже не представляла, сколько прошло времени с тех пор, как взлетела «Гроза».

Ника огляделась. За штурвалом, разумеется, сидел Тристан; вид у него был такой, словно они отправились в самый что ни на есть обычный, рядовой полет, а не на легендарное недосягаемое Седьмое Небо.

Позади рей Дора на узкой скамье расположился Ансель и пустым взглядом смотрел прямо перед собой. Юноша был явно глубоко погружен в собственные мысли.

Рядом с ним застыла неподвижная, словно изваяние, Белая Мамба. Когда они приземлились на мыс Горн и стало известно, что на базе появилась Гардинария, Берта буквально просияла. И разочарованно вздохнула, когда Мамбу тут же увезли в закрытом мобиле.

– Гардинарией давно выдан бессрочный контракт об уничтожении ее на месте, – пояснила она Нике.

Все время, пока они были на базе, Белую Мамбу держали вдали от посторонних глаз – и привезли к «Грозе» прямо перед вылетом.

– Очнулась? – услышала Ника насмешливый голос Тристана.

– Да, – отозвалась она и краем глаза заметила, что Ансель, услышав ее голос, моргнул, возвращаясь обратно из тех далей, куда увели его мысли, и посмотрел на Нику. В темных глазах была неподдельная тревога.

– Ты как? – тихо спросил юноша, подавшись с заднего сиденья вперед, поближе к девушке.

– Не знаю, – пробормотала Ника. А затем вспомнила, что сообщила всем в «деревяшке» генерал эр Спата, прежде чем ее забрала следователь из Гардинарии, и спохватилась: – Ансель, мне так жаль! Я знаю, как ты уважал и ценил мадам рей Брик…

– Не надо об этом, – оборвал ее механикер и, нахмурившись, отвел взгляд.

– И ты тоже, Тристан, – обернулась Ника к авионеру. – Знаю, это и для тебя большая потеря.

Рей Дор помрачнел и глубоко вздохнул:

– Все нормально. А теперь признавайся, что тебя так выбило из колеи. О чем с тобой говорила следователь? Неужто обвинила в куче преступлений и теперь тебе грозит превращение в монкула?

– Не смешно, – пробормотала Ника, подумав, что на самом деле авионер очень близок к правде. На нее и впрямь нарыли грешок, пусть и такой, в котором виновата не она лично, а ее мать.