Я пристально смотрю на мистера Эмброуза: высокого, сильного, умного мужчину, который за время моего пребывания в Спиркресте всегда пользовался непререкаемым авторитетом. Он еще не осознает этого, но в этом споре мистер Эмброуз не победит.

В комнате с любым другим человеком мистер Эмброуз был бы старшим. Старшинство по возрасту, по опыту, по образованию.

В комнате с моим отцом мистер Эмброуз — не более чем персонал.

И все же он старается.

— Возможно, вы не в курсе, но Теодора сейчас проходит программу "Апостолы Спиркреста", в рамках которой отбираются только самые лучшие ученики в группе. Ее работы, представленные для участия в программе, отличаются выдающимся качеством — некоторые из них даже достаточно хороши для публикации. И я не должен говорить об этом в данный момент, но если это побудит вас пересмотреть свою позицию, мистер Дорохов, то это стоит сказать. Теодора является лидером программы и, скорее всего, станет кандидатом, который получит полную стипендию в Оксфордском университете, чтобы учиться под руководством…

— Теодора не поедет в Оксфордский университет, — вклинился мой отец, в его голосе зазвучал смертельный лед. — Она вообще не собирается в университет. Она переезжает в Россию, чтобы жить со мной.

Мистер Эмброуз на мгновение умолкает.

Его глаза переходят с отца на меня, и его взгляд останавливается на мне. Его молчание — подтверждение моей судьбы, и я сразу понимаю, что он ничем не сможет мне помочь. Вся власть, которой обладает мистер Эмброуз, ничего не значит перед лицом воли моего отца.

— Мистер Дорохов, — осторожно говорит мистер Эмброуз, — я понимаю ваше желание, чтобы Теодора была рядом — она ваша дочь, и после того, как она все эти годы воспитывалась в Великобритании, я понимаю ваше желание воссоединиться с ней. Но Теодора — одна из самых академически одаренных студенток, которых я когда-либо имел честь обучать, и я знаю, что получение высшего образования — это то, чего она очень хочет…

— Ты не пойдешь в университет, — говорит мой отец, наконец поворачиваясь ко мне. — Ты это знаешь.

Я киваю. Я снова становлюсь одиннадцатилетней девочкой, мой голос — твердое яйцо в горле, я захлебываюсь им, сглатывая слезы. Я не смею произнести ни слова, не смею даже пошевелиться. Я сижу неподвижно, как марионетка, сцепив руки на коленях.

Все мое существование — одна большая черная клякса ужаса.

Отец интерпретирует мое молчание так, как ему заблагорассудится. Чаще всего он принимает его за послушание. Сегодня он принял его за бунт.

— Или ты не сказала об этом школе? Ты солгала им, Теодора, как солгала мне?

Я никогда не лгала тебе, хочу сказать я. Я никогда не лгала им. Я скрывала правду, чтобы защитить себя, чтобы защитить ваши планы.

— Школа рекомендовала Теодоре поступать в университет, мистер Дорохов, — вмешивается мистер Эмброуз. — Мы призываем всех наших учеников подавать документы, даже тех, кто не уверен в своих силах, поскольку часто обстоятельства или цели учеников могут измениться после дня получения результатов.

— Вы подтолкнули ее к поступлению в университет? — Мой отец усмехается, глядя прямо на меня. Я смотрю себе под ноги, потому что не решаюсь заглянуть в бездну его глаз, но чувствую, как его вес сжимает мое горло, затрудняя дыхание. — Вы также поощряли ее быть шлюхой?

Я оцепенела всем телом, мой разум стал пустым.

Он знает. Но откуда он знает?

Откуда он вообще может знать?

Ведь кто-то должен был ему рассказать.

Единственный человек, которому я рассказала, была Инесса, и Инесса поклялась на кресте, что никогда никому не расскажет.

Закари тоже поклялся, что никому не расскажет. Но Закари не стал клясться — да и не нужно было, я слишком хорошо ему доверяла. Закари не давал клятв, но разве он когда-нибудь предаст меня?

И тут я вспомнила о дурацком пари Молодого короля, о том отвратительном списке девушек, с которыми они переспали. Если я проверю этот список, будет ли в нем мое имя?

И если да, то что это значит?

Имеет ли это значение?

Мое предательство могло произойти только по вине Закари — случайно или нет. Имеет ли это значение?

Имеет ли хоть что-то значение?

Говорит мистер Эмброуз, его голос жестче, чем обычно. Он просит моего отца сохранять уважение и воздерживаться от подобных выражений. Моему отцу все равно. Мне тоже все равно. Я хочу сказать мистеру Эмброузу, чтобы он сдался, оставил все как есть, что это ничто по сравнению с тем, что сделает мой отец, когда мы покинем Спиркрест.

Это ничто по сравнению с наказанием, которое отец приготовил для меня на всю жизнь.

— Теодора, — обращается ко мне мистер Эмброуз. — Ты в порядке?

Я смотрю на него и улыбаюсь. — Спасибо вам за все, мистер Эмброуз.

Он хмурится в замешательстве, но мой отец встает, прежде чем он успевает сказать что-то еще.

— Я попрошу своих людей забрать ее вещи, — холодно говорит он. — Мы уходим.

Он бросает на меня взгляд, полный ненависти и отвращения. — Идем.

Он игнорирует рукопожатие мистера Эмброуза и выходит из кабинета.

— Теодора, — говорит мистер Эмброуз так тихо, что я едва его слышу, — ты не одна.

Я бросаю на него удивленный взгляд, но спешу за отцом, который уже бежит по коридору.

Мы покидаем Спиркрест в тишине.

Проходя по коридорам, я вижу лица учеников, те самые фотографии, которыми я восхищалась, когда пришла сюда в первый раз. Портрет моей старосты смотрит на меня в ответ, чужое лицо, потому что я не она, не совсем.

Как это возможно, что я пришла сюда маленькой девочкой одиннадцати лет, испуганной и безголосой, и что я ухожу сейчас, молодая женщина восемнадцати лет, такая же испуганная и безголосая?

Потому что у меня нет выбора. Потому что я попала в ловушку и никогда не смогу освободиться от отца, от страха, который сковывает мое сердце, когда он рядом.

Мы спускаемся по ступеням из Старого поместья, и я останавливаюсь, потрясенно моргая.

Небо безоблачное, глубокого сине-голубого цвета. Лучи солнца еще не горят, но они теплые и яркие. Сквозь распускающуюся листву деревьев, выстроившихся вдоль дорожек, пробиваются блики света. Сейчас весна, и в воздухе пахнет дождем, солнцем и травой.

Заключенный не может сбежать из своей камеры, потому что здесь есть стены, ворота, замки и стража. Голос Закари звучит в моем сознании мягко, его высокомерный смех звенит в его словах. Что тебя останавливает, Теодора Дорохова?

Я так и не ответила на его вопрос, но я даю себе труд ответить на него. Покопаться в себе, собрать