class="p1">Счастье, которое, как я думала, всегда будет для меня недостижимым, находится в пределах досягаемости.

Просто я не могу хранить его вечно.

Но если я могу удержать его, хотя бы на время, хотя бы сейчас, то я это сделаю.

Я буду цепляться всеми силами.

И именно так я решила поступить с тем, что осталось от моего пребывания в Спиркресте.

Счастье — это позволить себе погрузиться в учебу, наслаждаться ею. Это значит сидеть с Заком в библиотеке в свободное время и позволять ему уговаривать меня есть. Это значит позволить себе прислониться к нему, когда мы оба работаем бок о бок, или позволить ему накинуть свой блейзер, еще теплый от его тела, на мои плечи, когда мне холодно. Это значит позволить ему заманить меня в тень под деревом, когда он провожает меня обратно в здание для девочек шестого класса, и поцеловать его, задыхаясь от холодного ночного воздуха.

Для остального мира мы точно такие же, какими были всегда. На уроках литературы наши дискуссии такие же жаркие и спорные, как и всегда. На собраниях апостолов мы спорим, как враждующие политики в палате лордов, разрывая идеи друг друга словесными когтями.

Хуже всего — вечеринки. Манящая близость в сочетании с низким освещением, громкой музыкой и жгучим алкоголем в наших венах — это смертельный коктейль из риска и соблазна. Самый безопасный подход — держаться подальше друг от друга, но это практически невозможно.

Мы неизбежно возвращаемся друг к другу.

Тогда воздух между нами превращается в электричество, которое бьет по коже, превращаясь в медленную, неумолимую пытку. Наши тела хотят соприкоснуться, наши рты хотят встретиться, но мы не можем.

Поэтому мы делаем то, что у нас получается лучше всего. Мы спорим, дискутируем и ссоримся.

Любая тема подойдет, и даже когда мы заканчиваем разговор на согласной теме, Зак берет на себя роль адвоката дьявола. Что угодно, лишь бы наш разговор продолжался, лишь бы оправдать то, что мы так близко.

Все, что угодно, лишь бы мы сохранили хоть какие-то остатки самоконтроля.

После каникул проходит полмесяца, и кажется, что они еще короче: последний месяц превращается в бесконечную череду изнурительных экзаменов. К этому моменту в программе "Апостолы" нас осталось всего четверо. Все, включая меня, измотаны и вымотаны.

Поэтому, конечно же, Молодые короли устраивают вечеринку. Они всегда устраивают вечеринки сразу после экзаменов — вероятно, чтобы дать выход накопившемуся стрессу. Послеэкзаменационные вечеринки обычно начинаются медленно и вяло, а затем переходят в насилие или разврат — или и то, и другое.

Возможно, именно поэтому я позволила Камилле Алави выбрать для меня наряд.

Обычно я придерживаюсь своей коллекции бледных платьев и сохраняю естественный и консервативный макияж. Мое присутствие на таких вечеринках — формальность, и я слежу за своим внешним видом. Но в этот раз все по-другому.

На этот раз я иду на вечеринку, чтобы развеяться.

Стресс от экзаменов и программы "Апостолы", конец моего пребывания в Спиркресте, который становится все ближе, и сдерживаемое напряжение от того, что я всегда так близко к Закари и не могу ничего сделать — все это достает меня.

Мне кажется, что моя кожа горит и нужно найти способ погасить пламя, если я не хочу превратиться в кучку пепла.

— Вот это, — говорит Камилла, доставая из шкафа платье. Он так забит, что ей приходится физически протискиваться сквозь одежду, чтобы извлечь платье. — Я умирала от желания увидеть тебя в этом, Тео.

Я поднимаю взгляд с кровати, на которой сижу, пока Роза закручивает свободные волны на концах моих волос.

— Красный — не мой цвет, — говорю я, глядя на платье, которое Камилла с триумфом протягивает мне.

— Но он мог бы быть, — говорит она. — Поверь мне.

Она взмахивает рукой. — Я видела его в видении.

Я с сомнением смотрю на нее. — Видение?

— Поверь мне, — повторяет она.

Причесавшись, я встаю, и Камилла, не теряя времени, стягивает с меня шелковый халат. Она бросает взгляд на мое нижнее белье — простой бледно-голубой комплект — и качает головой.

— Тебе придется отказаться от нижнего белья ради этого платья.

— Я не собираюсь выходить на улицу без нижнего белья.

— Линии трусиков — это модно, — замечает Роза с кровати, на которой она сейчас лежит.

— Надень платье, — успокаивающе говорит Камилла, — а потом решай.

Она помогает мне влезть в платье, прохладный атлас скользит по моей коже, как вода. Я поворачиваюсь к зеркалу, но она останавливает меня рукой.

— Подожди, — говорит она. Она наливает три неаккуратные рюмки и раздает их. — Так, девочки. Выпиваем за удачу на счет три. Раз, два, три.

Я выпиваю свою рюмку, больше для того, чтобы успокоить нервы, чем для чего-то еще, и морщусь от жжения алкоголя и вкуса текилы. Ненавижу текилу.

— Хорошо, можешь взглянуть.

Я поворачиваюсь к зеркалу. Платье простого А-образного фасона, но шнуровка на спине расположена низко, почти до бедер, а юбка настолько коротка, что останавливается прямо на верхней части бедер.

— Видишь? — говорит Камилла, упираясь подбородком в мое плечо. — Я говорила тебе, что красный может быть твоим цветом.

Иногда Камилла бывает лгуньей, но не в этот раз.

Цвет платья — глубокий, сочный красный цвет граната — идеально оттеняет мою кожу. Благодаря кружеву платье обнимает мою талию и бедра, а короткая юбка удлиняет ноги.

Я поворачиваюсь, любуясь собой и удивляясь тому, насколько я изменилась. Моя первая мысль — реакция Закари, и я чуть не подпрыгиваю, когда Камилла смеется и говорит: — Не могу дождаться, когда увижу лицо Закари Блэквуда, когда он увидит тебя.

А Роза злобно хихикает. — Это будет лицо века.

Камилла с нетерпением кивает.

— Епископ Блэквуд наконец-то сломается. — Она шевелит бровями в мою сторону. — Ну же, Тео, сбрось трусы, девочка. Разве ты не хочешь немного свести его с ума?

— Вы двое такие незрелые, — говорю я.

Но когда позже мы отправляемся на вечеринку, на мне нет нижнего белья.

Когда он наконец-то видит меня, Закари не дает мне и трещины на лице, не говоря уже о трещине на лице века. Он просто поднимает бровь и наклоняет голову, словно задавая немой вопрос.

Я поднимаю свой бокал за него через толпу. На этот раз вечеринка проходит в часовне — один из Молодых Королей, должно быть, дал солидную взятку, чтобы заполучить ключ.

Кажется, что немного кощунственно напиваться и танцевать под громкую, пульсирующую музыку под пустым взглядом статуй святых, освещенных свечами,