— Они согласились?

— Практически, да. Мы пообещали им отдавать всю информацию«Юджина», объяснили в чем дело.

— А если у нас ничего не выйдет? — спросил вдруг Крючков. —Ваша операция «Дрофа» провалится. Гордиевский улизнет на Запад, а «Юджин»останется в тюрьме. Что тогда?

— Тогда… — Дроздов заколебался, наконец, подумав, поднялся,— я подам в отставку, товарищ генерал.

— Этим вы не спасете «Юджина», — махнул рукой Крючков, —садись, давай еще раз все прокрутим. Ох, как я не хочу отпускать Гордиевского.Для меня это как пощечина.

— Для меня тоже, Владимир Александрович. Я ведь его давнознаю.

— Вызовите, генерала Грушко, — распорядился Крючков, и,посмотрев на Дроздова, вдруг спросил, — представляешь, как он сейчас будетругаться?

Десятого июля Олег Гордиевский вернулся из санатория домой.К работе он по-прежнему не приступал, находясь в отпуске. По-прежнему за нимследили и он видел лишь первый круг наблюдения, состоящий из нескольких неочень подготовленных агентов.

Ровно через девять дней Гордиевский вышел из дома в четыречаса дня на традиционную пробежку. В старом полуспортивном костюме, в мятойфуфайке. Первый круг наблюдения даже не стал за ним следить, полагая, что онскоро вернется домой. Полковник не вернулся. Через несколько часов онвстретился с представителем английской разведки. Еще через несколько часов онулетел из аэропорта, загримированный и под чужим паспортом. Проходя пограничныйконтроль, он не заметил, как в десяти метрах от него стоял высокий человек,внимательно за ним следивший. И лишь когда Гордиевский прошел паспортныйконтроль и получил обратно свой паспорт, он облегченно вздохнул.

Кроме этой пары глаз, принадлежавшей англичанину, втораяпара чужих глаз была рядом с Гордиевским и по документам считалась егосупругой. На самом деле это была сотрудник английской разведки, получившаяконкретное задание провести самого ценного английского шпиона на посадку. Всепрошло благополучно. Через некоторое время самолет взял курс на столицу однойиз социалистических стран, где они должны были получить другие паспорта исделать пересадку, направляясь в Германию. Маршрут был выбран не случайно.Выезжающих в социалистические страны гостей проверяли не так строго.

За полетом самолета следил и полковник Трапаков. Когдасамолет был уже в воздухе, он кивнул стоявшему рядом сотруднику.

— Можешь передавать, все прошло спокойно. Он улетел.

А Гордиевский сидел в самолете и думал о том, как впервые вистории КГБ ему удалось переиграть эту грозную организацию. Он был почти насвободе и от радости готов был кричать во все горло.

Сидеть в американской тюрьме по сравнению с советской — этовсе равно, что получить путевку на престижный курорт. В отличие ототечественных тюрем, задавшихся благородной целью перевоспитать преступника, ана самом деле создавших немыслимую систему унижений и издевательств надзаключенными, американские исправительные заведения никаких высоких целей неставят. Здесь нет такого показного лицемерия и лозунгов, призывающих идти насвободу только с чистой совестью. В американской тюрьме заключенный отбываетсвое наказание. И точка. Он обязан сидеть в этой тюрьме, изолированный отобщества за совершенные преступления. Но при этом не должен подвергатьсянеслыханным унижениям, работать практически задаром с утра до вечера, бытьобъектом издевательств любого должностного лица. В советской системе податьжалобу — это не просто вызвать гнев администрации и заключенных, но иподвергнуть свою жизнь серьезной опасности. В американской тюрьме любая жалобадолжна быть рассмотрена в установленном законом порядке, невозможно дажепредставить себе, что она может не дойти до прокурора.

Из сказанного не следует, что в американских тюрьмах можнодействительно отдыхать вместо Ривьеры, и наслаждаться прекрасным обществом. Втюрьмах сидят такие же подонки, как и везде, а среди администрации, как и вовсем мире встречаются садисты гомосексуалисты и просто предатели. Просто всепознается в сравнении. А в данною случае сравнение было явно не в пользуподобного рода заведений страны развитого социализма.

Но Кемаль Аслан, попавший сюда из своих роскошныхаппартаментов, находил тюрьму довольно мрачным и очень непривлекательнымместом. Его привезли в Вашингтон в первый же день. В отличие от СоветскогоСоюза, где некоторые правоохранительные органы имеют свои собственныевнутренние заведения подобного рода, в Америке любая тюрьма считаласьфедеральной и строго подчинялась прокуратуре штата, на территории которойнаходилась.

С момента ареста ему было разрешено вызвать адвокатов, и двалучших адвоката Нью-Йорка — мистер Страум и мистер Розенфельд взяли на себязащиту интересов арестованного доктора Кемаля Аслана. И хотя Кэвеноу строгопроследил, чтобы об аресте Кемаля никто не узнал, мистеру Саймингтону стало обэтом известно, уже через двое суток после задержания. Именно с его подачи самРозенфельд прилетел в Вашингтон, чтобы вести дело Кемаля Аслана.

Газеты пока хранили молчание, но в некоторых уже началипоявляться намеки на нежелательное развитие дел в компании мистера КемаляАслана. Сам задержанный находился в одиночной камере и имел массу времени дляобдумывания своей позиции по всем вопросам. В первый день его не допрашивали.Они прилетели поздно вечером и по строгим законам американского процессуальногоправа заключенный имел право на отдых. Во второй день после завтрака к КемалюАслану уже разрешили войти адвокатам. Доктор Страум был блондин небольшогороста, юркий, с хитро бегающими глазками и маленькими ручками. В Нью-Йорке онсчитался крупнейшим специалистом по разного рода юридическим хитростям,благодаря которым многим его подследственным удавалось избежать наказания.

Доктор Розенфельд, напротив, был высокого роста, полный,обильно потевший, в крупных роговых очках. Блестящий юрист, работавший ранеепрокурором штата Вермонт, он в последние годы возглавил крупную адвокатскуюконтору и добился немалых успехов на этом поприще. Кроме всего ничего, многиезнали о тесных связях Розенфельда с сильными мира сего. Ни для кого не былосекретом, что государственный секретарь США Бейкер учился вместе сРозенфельдом, а многие высшие чиновники Пентагона и Лэнгли часто прибегали кего помощи и консультациям.

Именно поэтому оба адвоката, явившиеся к Кемалю Аслану, немогли понять, за что конкретно арестован их клиент и собирались требоватьпредъявление конкретного обвинения уже в первый день заключения.

Кэвеноу понимал, как сложно ему придется не только с самимКемалем Асланом, но и с его адвокатами. И потому готовился к первой схваткедостаточно серьезно. Эшби приехал на первый допрос, собираясь помочь своемуколлеге. Кроме того, ему было просто интересно посмотреть, как будет вести себя«Вакх». Его все время мучили сомнения в правильности их поспешного шага вБейтауне. Эшби не мог не понимать, что Кемаль наверняка просчитывал вариантсвоего ареста, столь явно демонстрируя вызов ФБР. Но почему он желал этогоареста, Эшби не понимал. И это беспокоило его больше всего.