Тара закрыла глаза и почувствовала — спиртное успокаивает нервы, помогает собрать силы, которые ей так необходимы. Она была абсолютно уверена в своих чувствах, когда летела из Греции. А сейчас? Все встало с ног на голову.

Леон смотрел на длинные ресницы Тары, нежную кожу ее щеки и изгиб губ. Он совершенно ничего не мог понять. Такая далекая, такая отстраненная. И все же ему казалось, что горевший в ней огонь не погас: будь он ей безразличен, в тот момент после погружения она не отреагировала бы столь бурно. Да и ее поездка с ним на вечеринку — хороший признак, пробовал утешить себя Леон. Все огромное значение его жертвы дойдет до нее позже и сыграет свою роль. Не может же она остаться равнодушной к такому мощному проявлению любви? Никто бы не смог! И сегодня она станет свидетелем его славы, хотя искусство, которое эту славу ему принесло, больше ничего для него не значит. Она увидит своими глазами, от чего он отказывается ради нее.

Тара открыла глаза и снова уставилась в окно. Она не могла заставить себя смотреть на Леона, видя, как он страдает. Зачем он так размахнулся? Хотя, возможно, для него так лучше. Он менялся, наверняка менялся, но это радостное уничтожение своих работ заставляло задуматься и все очень осложняло. Утопить свои работы в океане, чтобы их никто никогда не нашел! Было в этом что-то мстительное по отношению к самому себе.

Он осторожно коснулся ее руки.

— У меня в Нью-Йорке есть для тебя сюрприз. Увидишь, когда вернемся, — нерешительно проговорил он. — У меня в квартире появилось теперь произведение искусства. — Подождем, пока она увидит, что он купил одну из картин Ники.

Тара позволила себе не выказать никакого интереса. Что же теперь делать? Она вытащила из кейса работу. Зная, как ему сейчас трудно, зная, как много она для него значит, зная, что в какой-то степени она должна о нем заботиться, Тара испытывала большее смятение, чем когда-либо.

Если океанская яхта Готардов и их личный самолет напоминали декорации голливудских фильмов, их дом в Палм-Бич был настоящим дворцом. Самолет приземлился в Уэст-Палм, откуда лимузины повезли их к великолепному особняку. Одна сторона дома была обращена к океану и пляжу, другая — к озеру, саду и бассейну. Гостиная размером с футбольное поле протянулась под бульваром вдоль океана, соединяя два крыла особняка. Таре досталась спальня со стороны озера. Это была одна из двадцати шести спален, выходящих каждая на свою террасу или патио. Это было не кино, это была дивная мечта.

Дениз Соммерс столкнулась с Тарой на верхней ступеньке лестницы, ведущей к океану.

— Отвратительно, не правда ли? — фыркнула она. — Тысячи футов океана им недостаточно, им подавай еще столько же озера. Жадность. Вот что течет в их венах вместо крови.

Тара опешила. Молодая женщина, стоящая рядом с ней, выглядела очень мило. В антикварном платье из викторианских кружев чуть светлее ее рыжих волос она казалась эталоном изящества, и лирическое имя Дениз ей вполне подходило. Но стоило ей открыть рот, как образ милой женщины исчезал, и Тара поняла, почему все звали ее Денни. Выходило, что у Блэр не только муж гад ползучий, но по крайней мере еще и одна подруга относится к ней хуже некуда. Если девице так не по душе стиль жизни Готардов, зачем она приняла приглашение на эту вечеринку?

Внизу, у подножия лестницы, Тару ожидала еще одна более неожиданная встреча. Эйдриа Касс, подстерегая фотографов, вышагивала по фойе в чем-то, напоминающем фермерский комбинезон, серебряных сапогах в западном стиле со шпорами из носорога, золотого цвета жакете и в пурпурном взбитом парике. Тара снова повернула к лестнице, как будто что-то забыла, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. И тут налетела прямо на Леона. Она мрачно взяла его под руку и повела вниз по лестнице, где они единодушно издали одобрительный вздох, завидев выплывающую из боковой двери Блэр, которая напоминала сверкающий рождественский шарик, способный затмить все другие украшения на огромном дереве. Белое атласное платье идеальными фалдами спадало до носков украшенных топазами туфелек, воротник с топазами и бриллиантами бросал яркие лучи на слегка загорелые плечи. Ее улыбка была такой же сверкающей, как и драгоценности. Их блеск отражался в ее карих глазах. Блэр Готард выглядела идеальной хозяйкой дома.

— Ах, Эйдриа, — Блэр обняла свою гостью, — ты собралась затмить нас всех, не так ли?

— Угу. Придворный шут у знати, — засмеялась та. — Кто сегодня будет сидеть рядом со мной в санях? Денни?

Блэр полюбовалась бриллиантовой буквой Б на золотом ногте. Ее мать никогда не простит ее, если в газетах рядом с ней появится государственный чиновник. А как раз таким чиновником и была Денни.

— Нет, в первых санях помещаются только шесть человек, и я хочу, чтобы мальчиков-девочек было трое на трое. Ты ведь не обидишься, Денни, милочка? — И, не дожидаясь ответа, добавила: — Вэн, будь душкой, своди Денни и Сиделл в бар, налей им выпить. Рядом с тобой, Эйдриа, будет сидеть Кронан. Поторопитесь. Снег уже лежит, да и другие гости скоро начнут прибывать.

Леон помог Таре надеть манто.

— Ты выглядишь потрясающе, — прошептал он. — В этом платье и музейных украшениях, ты будто сошла с классического фриза.

«А ты, — подумала Тара, поправляя мех у зеркала в холле, но видя только его фигуру в смокинге, скульптурные черты и пронзительные зеленые глаза, — ты все еще выглядишь как мой атлет, как… бог. Но кто ты теперь на самом деле?»

Кронан Хаген открыл дверь и вышел в патио как раз в тот момент, когда последние лучи солнца исчезли за горизонтом. Теперь едва можно было разглядеть цепочку лимузинов, которая, подобно темной змее, вилась по дорожке, и множество яхт, доставивших гостей. Единственным звуком, доносившимся до него, было сдержанное ржание лошадей, все еще впряженных в сани.

Он всегда будет думать об этом доме как о доме Маргарет. Она отдала это имение Блэр и Перри в качестве свадебного подарка двадцать пять лет назад, но Блэр за это время абсолютно ничего здесь не изменила. Мебель, предметы искусства, а также большинство слуг остались теми же, что и при ней. Все самое лучшее. Как и сама Маргарет. Кронан порадовался, что Маргарет решила присутствовать на сегодняшней вечеринке. Ее спокойная изысканность ясной звездой сияла среди разношерстных гостей и придавала ему уверенность, потому что присутствие множества знаменитостей, с которыми у него не было ничего общего, несколько выбивало его из колеи.

За долгие годы Кронан научился собирать деньги на благотворительные цели. Главное — заставить кого-нибудь раскошелиться в присутствии других толстосумов, которые в такой ситуации давали больше, чем если бы к ним обратились персонально. Он тяжело вздохнул и повернул к дому. Сегодня Блэр превратит это в игру: взносы только от статуса и тщеславия людей, страдающих одной и той же социальной болезнью.

Как мало на самом деле люди знают друг о друге, подумал он, снова возвращаясь к своей постоянной теме. Мы можем общаться друг с другом в течение многих лет и никогда, даже мельком, не увидеть внутреннюю жизнь человека, особенно его тайных мучений. Помедлив на пороге, чтобы собраться с духом перед тем, как присоединиться к остальным, Кронан молча поблагодарил Господа за то, что ни один из них не имеет представления, какими угрызениями совести он мучается. На какую-то секунду ему вдруг показалось: если он сейчас переступит этот порог, то сделает первый шаг к аду, потому что собирать деньги на новое крыло еще больший грех, чем все его остальные прегрешения. Он не должен этого делать! Но о том, чтобы избежать этого, даже и мечтать нельзя, ему придется этим заняться.