Машина остановилась, и Илья повернулся к ней всем телом.Куртка распахнулась на груди, под ней был светлый свитер крупной вязки. Раньшеона видела его только в костюмах, которые ему не слишком подходили, словноактера, который всю жизнь играл трактористов, в соответствии с требованиемсовременной режиссуры заставили в одночасье переквалифицироваться в олигархи.

— Значит, так. Моя жена очень красивая, и она совсем ни причем. Я даже не помню, как я был на ней женат. Честно. Вот не помню и все.Особенно с тех пор, как тебя встретил.

— Как ты можешь не помнить? — пробормотала Наталья,старательно отводя от него глаза, потому что он сидел очень близко. И теснотасалона была наполнена запахом дождя и его одеколона, и мимо летят машины, идождик идет, и уже поздний вечер, и у них очень важный разговор.

«С армии» он пришел, надо же! Интеллектуал чертов.Бизнесмен. Деловой человек.

— Да так. Я не помню. Как будто все это было не со мной. Вотспроси меня что-нибудь из той жизни, и я тебе не отвечу.

— Илья, ты с ней ездишь по делам, я ее с тобой даже виделаоднажды, а сейчас ты…

— Да ни при чем тут дела! Ну, я с матерью по делам тожеезжу, и с тетей Олей…

— Подожди, — перебила его Наталья, и голос у нее задрожал. —То есть она так же важна для тебя, как… мать?

— Кто?!

— Жена.

— Да блин!! Нет у меня никакой жены, сколько раз повторять!

— Ну, значит, барышня есть! Не может быть, чтобы у тебя небыло барышень!

— Стоп, — сказал Илья Решетников, пошарил рукой, нашел пачкуи опять закурил. — Какие барышни, Наталья?! Что ты несешь?

"Что я несу? — ужаснулась Наталья. — Господи, спаси ипомилуй, и вправду, о чем я его спрашиваю, а? "

Не она ли гордилась своим исключительно трезвым умом,умением понимать все с полуслова, ясностью рассудка и этой… как ее… холоднойлогикой? Правда, холодная логика все равно была исключительно женской, но онаже все-таки существовала! А теперь и вовсе никакой не стало.

— Я не могу быть в списке, — отчеканила она. — Даже первымномером. Это не для меня.

Он еще помолчал. Потом вдруг улыбнулся мальчишеской улыбкой.

— И не для меня. И нет у меня списков, с чего ты взяласписки какие-то!

— С того, что я не стану тебя ни с кем делить, — отчеканилаНаталья. — Ни с женой, ни с барышнями. Понял?

— Понял, — согласился он осторожно. :

Кажется, он пока не делал тебе предложения руки и сердца ине навязывался в отцы будущим малюткам.

Да или нет?

— Ты вот что, — продолжал он, как ни в чем не бывало, —скажи мне… ты хочешь или не хочешь со мной?.. Если не хочешь, то лучше скажисразу! И про этого своего ты мне даже не намекай!

— Про кого?

— Про того, кто с тобой живет. Как его? Василий?

— Виктор, — проблеяла Наталья.

— Виктор, — передразнил Илья, — вот ты мне про Виктора и ненамекай даже! Слышать не желаю. Потому что мне или все, или ничего, и по другимправилам я не играю. Вот так, чтобы и я, и Виктор в одном флаконе — это мне неподходит! А теперь говори, куда тебя везти. Домой или еще куда?

Наталья поняла, что это и есть самый важный вопрос за весьсегодняшний вечер.

Куда? Домой или нет?

Он не может в одном флаконе. Ему нужно все или ничего. Ондля этого гнался за ее маршруткой.

Чтобы спросить.

Он называл это — «расставить флажки».

— Наташ, а Наташ! Ты меня слышишь? А, Натка?

Кажется, он назвал ее Наткой в первый раз в жизни.

У летчиков это называется «расстояние принятия решения» —точка, после которой только вперед, назад уже нельзя. Топлива не хватит.

Про это самое расстояние ей рассказал отцовский приятельдядя Володя, служивший некогда в полярной авиации.

— Наташ, а Наташ? Я с кем разговариваю, а?

— Со мной, — прохныкала она. — Ты со мной разговариваешь, ноты очень меня торопишь!

Он потер нос.

— Если я не буду торопить, ты будешь до завтра думать.

Не станет она думать до завтра. Что тут думать, и так всеясно, прав Илья Решетников!

Он совершенно, абсолютно, стопроцентно прав, и тот старичокиз маршрутки сказал ей, чтобы она не слишком медлила.

Кто он такой, интересно?

Привидение?

Или бог?..

Впрочем, вряд ли бог сам стал бы заниматься ее делами.

Или все-таки стал бы?..

— Поедем в кино, Илья, — попросила она и потерлась щекой оего плечо. Он смотрел сверху загадочно. — А потому куда ты хотел?

— В ресторан. Есть.

— Есть. Очень хорошо. Я хочу с тобой в кино и есть. Понял?

— Да. — Он погладил ее по голове очень собственническим иочень мужским жестом. — Я понял. А ты поняла?

Наталья кивнула и ничего не ответила.

* * *

У Анфисы с утра было чудесное настроение.

Все хорошо. Все просто отлично.

Она скоро поедет в отпуск…

Нет-нет, для начала она купит себе купальник, и соломеннуюшляпу с полями, и льняной рюкзачок, и еще что-нибудь, столь милое женскомусердцу и столь непонятное мужскому!

А в отпуске, может быть, рядом окажется кто-нибудь, похожийна Юру Латышева, а лучше бы сам Юра и…и…

Дальше думать про отпуск не было никакого смысла.

Она перебежала дорогу и вприпрыжку помчалась к своей аптеке.Солнце светило, было тепло, и вечером придется искать в шкафу темные очки.

Оказывается, жизнь только начинается, и весна пришла, вот,вот она!..

Весна — пора любви.

На аптечном крылечке она встретилась с Натальей, котораясияла, как начищенный пятак. Сияли лицо, зубы и, кажется, даже кудри.

— Ну, как?

— Тс-с-с, — Наталья прижала палец к губам и попкойпридержала дверь. — Ты знаешь, оказывается, секс — это совсем не то, что ядумала. Оказывается, это совсем… другое действие!

— Сама ты действие!

— И я тоже… действие!

— Да ну тебя, — Анфиса захохотала. — Сто лет назад говорилая тебе, брось ты этого своего придурка!