– Да. Колено отключилось. Болит от бега.

Он поднял взгляд, когда Избранная подошла к нему. Ее белаямантия сияла на фоне темного ковра, резонируя с золотым убранством фойе.

Чувствуя себя полным придурком, когда Лейла потянулась кнему, он попытался сам подняться на ноги…  только для того, чтобы провалитьпопытку.

– Я, эм… предупреждаю, я вешу много.

Она взяла его руку своей прелестной ладонью, и Куин сизумлением обнаружил, что его пальцы тряслись, пока он принимал ее помощь. Онтакже удивился, что поднялся на ноги в один прием.

– Ты сильная, – сказал он, когда ее рукаскользнула вокруг его талии, удерживая его в вертикальном положении.

– Мы пойдем вместе.

– Прости, я весь мокрый.

– Я не возражаю.

На этом они закончили с разговорами. Двигаясь медленно, ониосторожно преодолели лестницу и направились в коридор второго этажа, затем, ковыляя,миновали всевозможные двери, которые были блаженно закрыты, кабинет Рофа.Комната Тора. Блэя… не смотреть на нее. Спальня Сэкстона…  не врываться внутрьи не вышвырнуть пинком кузена из окна. Комната Джона Мэтью и Хекс.

– Я открою дверь, – сказала Избранная, когда ониостановились у его спальни.

Из-за его размеров им пришлось повернуться боком, чтобы войтивнутрь, и Куин был рад, когда Лейла закрыла дверь за ними и отвела его ккровати. Никому не нужно знать, что происходит, и велики шансы, что Избраннаякупится на маленькую «царапину».

Он планировал сесть. Но в секунду, когда Лейла отпустилаего, он рухнул на матрас, растянувшись как приветственный коврик. Осмотрев своетело вплоть до кроссовок, он удивился, не обнаружив припаркованной на немтачки. Не Приус,конечно же. Скорее гребаный Шевроле Тахо.

Неважно, хоть Субурбан.

– Эм… слушай, ты можешь взять кожаное пальто? У менятам протеиновый батончик.

В районе двери раздался звон металла по фарфору. А потомповеяло чем-то вкусным.

– Господин, может вам понравится этот ростбиф?

Его желудок с силой сжался, словно кулак.

– Боже… нет…

– С рисом.

– Просто… один батончик….

Тихий треск предполагал, что Лейла убрала поднос, и секундойспустя Куин не просто втянул аромат приготовленной Фритцем пищи.

– Остановись… стоп, боже… – Он бросился вперед,навис над мусорной корзиной, его охватили рвотные позывы. – Только не…еда…

– Вам нужно поесть, – донеслась удивительно твердаяреплика. – И я должна покормить вас.

– Не смей…

– Вот. – Вместо куска мяса или риса ему протянулималенький кусочек хлеба. – Давайте. Вам нужна еда, господин. Так сказал ДжонМэтью.

Рухнув на подушки, он приложил руки к лицу. Сердце в грудипрыгало как сумасшедшее, и на каком-то неясном уровне он осознал, что можетубить себя, если продолжит в том же духе.

Забавно, мысль оказалась не столь плохой. Особенно когдалицо Блэя встало перед глазами.

Такой красивый. Очень, очень красивый. Казалось глупо ипо-бабски называть так парня, но таковым он был. Проблемой были его гребаныегубы… потрясающие, мягкие. А может глаза? Такие охренительно голубые.

Он бы с удовольствием поцеловал эти губы. Смотрел, как глазасходят с ума от желания.

Он мог стать у Блэя первым… и единственным. Но вместо этого?Его кузен…

– О, Боже… – простонал он.

– Господин. Поешьте.

Бессильный противостоять чему-либо, он сделал, как емувелели, открыл рот и принялся машинально пережевывать, медленно глотать сквозьсухую глотку. А потом все по новой. И снова. Углеводы утихомирили очагземлетрясения в его желудке, и быстрее, чем он мог себе представить, онзадумался о чем-то более существенном. Однако следующим пунктом меню стала водав бутылке, которую Лейла держала, пока он делал маленькие глотки.

– Может, нам стоит сделать перерыв, – сказал он,откладывая в сторону следующий кусочек хлеба на случай, если волна вернется.

Перекатившись на бок, он почувствовались, как ноги сжалисьвместе, осознал, что рука лежала на груди немного иначе… грудных мышц сталоменьше. Шорты для тренировок Найк стали мешкообразными в районе талии.

Он нанес себе столько вреда за семь дней.

В таком темпе он еще долго будет не похож на себя.

Черт с ним, он уже изменился. Как заметил Джон Мэтью, он нетолько обкорнал голову, но также снял пирсинг из брови, нижней губы и дюжинысережек из ушей. Их судьбу повторили кольца в сосках. Он оставил штангу в языкеи хрень ниже пояса, но все визуальное исчезло, навсегда, навечно.

Он сам себе опротивел по многим параметрам. Ему осточертелонарочно строить из себя белую ворону. Он устал от репутации шлюхи.

И больше не собирался бунтовать против шайки трупов. Да радибога, ему не нужен какой-то мозгоправ, чтобы понять психологию, котораявылепила его: его семья всегда была образцово-идеальной, консервативныеаристократы Глимеры… и наказанием им стал бисексуальный, упертый кобель сгардеробом гота и фетишом на пирсинге. О, сколько из этого дерьма было присущеименно ему, а сколько бунтарю с разноцветными глазами?

Кем он был на самом деле, черт подери?

 – Еще? – спросила Лейла.

Ну, это был вопрос.

Когда Избранная снова вооружилась багетом, Куин решилпрекратить эту чушь. Открыв рот, он, словно птенец, принялся за чертов хлеб.Еще и еще. И потом, будто читая его мысли, Лейла поднесла к его губам кусочекростбифа на серебряной вилке.

– Давайте попробуем это, господин… но жуйте медленно.

Держи карман шире. Смертельный голод мгновенно стал сутьювсего, и Куин накинулся на мясо, словно тираннозавр Рекс, чуть не откусив вспешке зубчики вилки. Но Лейла была рядом, и скормила ему второй кусок такбыстро, как он смог его съесть.

– Подожди… остановись, – пробормотал он, опасаясь,что его вырвет.

Он снова откинулся на спину, положив одну руку на грудь.Мелкие вдохи – вот его спасение. Что-нибудь более глубокое, и он уделаетсебя всего, с головы до пят.

Над ним появилось лицо Лейлы.

– Господин… наверное, нам стоит остановиться.

Посмотрев на нее, Куин сузил глаза, и впервые, с тех пор какона появилась, увидел ее четко и ясно.

Господи, она была бесподобна: светлые волосы были собранывысоко на голове, ее лицо было шокирующее красивым. С клубничными губами изелеными глазами, которые светились в свете ламп, она обладала всем, чтоценилось расой на генетическом уровне… ни одного видимого дефекта.