* * *

Фольк догнал карету, которую умыкнули заговорщики, только у царского дворца. Слуга принял поводья, и герцогу ничего не оставалось делать, как идти за царевной, которая на этот раз надела маску обиженной добродетели.

— Вейлера, давай поговорим, — предпринял он последнюю попытку объясниться вне стен здания, чьи купола обжигали взгляд искрящейся белизной. Лето, а трава покрыта изморозью, изо рта вырываются клубы пара.

— У нас с вами, мой лорд, разговор состоится лишь в храме Любви, — она куталась в соболью шубу. — И единственное, чего от вас будут ожидать мои родственники — это слово «да».

Герцога Хариима властитель Качер принял не сразу. Видно, беседовал с дочерью, и вовсе не в мирном ключе, на какой надеялся Фольк, поскольку при аудиенции дышал словно разъяренный бык.

— Вы что себе позволили? — первые слова царя Веримара не обещали мирного исхода. Царь восседал на черном троне, над которым распустил крылья самый настоящий орел. Глаза птицы, сообразно настроению хозяина, пылали гневом. Голова с крючковатым, но острым клювом, находилась в непрестанном движении, точно хищник только и выискивал, в кого бы вцепиться.

Если честно, орел произвел на Фолька большее впечатление, чем монарх могущественной страны — мужчина небольшого роста с желчным от внутренних болезней лицом и редкими волосами, висящими паклей по обе стороны от слишком уж громоздкой короны.

— Я с уважением относился к вашей дочери, — на этих словах находящаяся здесь же Вейлера поджала губы, и Ракон вспомнил всего лишь два проступка, которые могли бы ее обидеть: как он спешно покинул карету, учуяв запах дурмана, и как оборвал танец, кинувшись на спасение Гражданки. Но оба этих поступка никак не могли бы заставить его жениться. — И клянусь, я ни разу не входил в покои царевны, — герцогу Харииму приходилось стоять перед царем, восседающим на значительном возвышении, но все равно он как-то умудрялся не выглядеть просителем, хотя смотрел на Веримира снизу вверх.

— Наглая ложь, — прошептала качерка, так и не подняв глаза. Хрустальная слеза медленно скатилась по ее бледному лицу. Дрожащей рукой она поставила на подлокотник трона небольшую хрустальную пирамидку. — Здесь все записано.

— Всем выйти, — гаркнул царь, и те немногие придворные, что удостоились чести присутствовать при разборе поведения лорда Ракона, толкая друг друга, поспешили вон.

Царь молча смотрел на изображение, отбрасываемое кристаллом памяти на натянутую меж колонн простыню. Его дочь не сопротивлялась, она льнула к ночному гостю, позволяя с собой делать все, что тот захочет.

— Я полюбила его с первого взгляда, — произнесла она, стыдясь, что отец видит моменты интимной близости. Однако запись длилась недолго. Когда импровизированный экран погас, Веримир откинулся на спинку трона и посмотрел на дочь.

— Я не осуждаю тебя. Женщины слабы и всегда тянутся к любви. Ответственность на себя должен взять мужчина. А посему — свадьбе быть, иначе ты, мой дорогой зять, отсюда не выберешься живым, — царь хлопнул по подлокотнику, забыв, что на его краешке стоял кристалл, который тут же упал вниз и покатился по лестнице без звука — его поглотил ворсистый ковер, что обнимал каждую ступень. Герцог низко поклонился, делая вид, что безропотно принимает приговор. К чему бездоказательные выступления?

Ни царь, ни царевна не обратил внимания, что хрустальная пирамидка скрылась в руках гостя. Видимо, самого Веримира мало волновало ее существование: его уже ничто не переубедило бы — он видел падение дочери собственными глазами.

— Вечером в главном храме объявят о вашей помолвке, — произнес он, сверля будущего родственника глазами. — Через неделю, думаю, отпразднуем свадьбу. Тянуть не стоит. Я читал, что семя драконов прорастает в первую же ночь, — поймав изумленный взгляд герцога, царь наклонился вперед и вытащил из-за спины книгу. — Здесь все, что нужно знать о драконах и их свадебных обрядах. Я подготовился.

Лорд Ракон, не произнеся ни слова, отправился в отведенные ему покои, больше напоминающие тюрьму — на дверях висели наружные засовы, а на окнах, пусть и фигурные, но решетки.

* * *

Фольк радовался, что его оставили в одиночестве — есть время поразмыслить, а заодно порыться в памяти кристалла. Царь видел лишь действия, но не обратил внимания на детали. И, если уж он штудирует драконовские законы, то рано или поздно, поймет, что на груди царевны нет символа рода Хариим. Лже-герцоги просто не способны такой оставить. Лютик достался той, что сейчас ждет его в замке Ракон.

— Но как похож, подлец! — двойник на записи даже жестикулировал точно так же. Явно это был человек, который очень близко знал хозяина острова. Эх, ну как же под эту роль подходил Солеро! Фольк понимал, что у него нет доказательств, как нет и у дяди возможности так легко подстраиваться под внешность племянника, но мысль, что бастард приложил руку, не отпускала.

«Сложный грим? Но тогда он не вел бы себя так вольно. Да и на простынях виден был бы след».

— Так кто же ты? — спросил Фольк и только тут сообразил, что, догнав карету, рядом с царевной никого не увидел. Пытаясь поговорить с ней, он совершенно выпустил из вида, что она шла к дворцовой лестнице совершенно одна. И по всему выходило, что заявившись в Качеры, Фольк сам собой заменил лже-герцога. Как же тонко они его провели!

«А вдруг двойник никуда не уехал и сейчас от моего имени командует на острове?» — жар прилил к лицу герцога. Уверенный, что заговорщики сбежали, лорд Ракон допустил фатальную ошибку — оставил Гражданку лишь под присмотром своей охраны и нэн Хосефины. Герцог что есть силы дернул ручку двери и по покалыванию пальцев понял, что помимо засовов, она надежно была заперта магией.

— Мне нужно срочно написать домой! — крикнул он так, чтобы его услышали.

— Не положено! — последовал короткий ответ.

Погром комнаты не помог дверям раскрыться. На треск ломающейся мебели никто не явился.

* * *

Кристаллы памяти появились в Фемии сравнительно недавно, а потому, попав в руки к дилетантам, не умеющим толком пользоваться демоническими новинками, могли преподнести неприятный сюрприз. Конечно, смотря с какой стороны посмотреть.

Именно на такой сюрприз натолкнулся лорд Ракон, когда он, немного успокоившись, вертел в руках хрустальную пирамидку. В сотый раз просмотрев чужую ночь любви и не обнаружив ни одной зацепки, он в сердцах щелкнул по кристаллу пальцем. Пирамидка неожиданно завертелась юлой.

— Соловейко, любимый, спой мне, — отчетливо произнес голос царевны.

Кристаллы писали звуки, но тогда их памяти не хватило бы на видеозапись, поэтому многие пользователи предпочитали зрелищность для глаз звуковому сопровождению.

— Соловейко, любимый, спой мне…

«Выходит, пирамидка уже однажды использовалась, и ночь любви легла поверх старой записи. Но кто такой Соловейко? Неужели любовник царевны? О том, что она порочна уже не скрыть. Так не он ли был тем самым первым?»