– А почему именно паутиной? Не каким-то другим знаком?

– Это от первой Империи традиция осталась. Символизирует, что человек теперь попался, как муха в паутину, и чем больше дергается, тем больше запутывается. Нынешний Император если напрямую и не объявил себя тем самым, первым, то мнение это в народе всячески укрепляет. Отсюда и возрождение старых символов.

– Кажется, припоминаю, – кивнул я. – Да, точно, слышал про такое, правда, с самими клеймеными встретиться не доводилось, но как же давно это было!

– Что-то не то с тобой, Искатель. Да, не то. Ну ничего, сейчас найдем таверну поприличнее, и буду тебя пивом отпаивать.

– Зачем пивом?

– Так надо. Обязательно темным, мягким, но с горчинкой. И к этому всему возьмем маринованных осьминогов.

– Зачем осьминогов?

– Всегда было интересно, как люди их едят.

– Мы же схимники, Ловец. Какое пиво? Какие осьминоги?

– Темное пиво, маринованные осьминоги, – как ребенку повторил он. А потом с горечью и сарказмом добавил: – Эх, не ту тактику Мятежник выбрал! Ему бы Императору и его приближенным историю Бочага рассказать. Бедный повелитель венедов удавился бы от тоски и раскаяния. А воеводы его приказали бы себя расстрелять из пушек. Даже мне хреново, ой хреново. А ты – его брат, вы же друзьями раньше были. Он же, сам не понимая того, из тебя все чувства выдавил да вместо них свои влил. Ты сейчас чувствуешь то же, что и он. Так что схимник не схимник, а мы с тобой будем пить и разговаривать. Много разговаривать, обо всем и о разном. А иначе мне тебя не починить.

– Починить – это к Механику, – попытался я пошутить.

– Ага, с Механиком твоим мы еще свидимся, ох, чувствую, свидимся. Глянет он на всю эту кагалу набежавшую да скажет – мол, мой это город, а вы все валите на хрен, за моря, за сини горы катитесь колбаской.

И было так, как он сказал. Нет-нет, не с Механиком. С таверной. Маленькое уютное заведение где-то между портовой частью города и центром. Оно притаилось в чистеньком, но неприметном переулке. Видимо, завсегдатаи и так знали о нем, а чужих здесь не особо жаловали. Но разве способен кто-то отказать в приюте схимнику, который облюбовал для себя именно это место?

Дверь украшало резное изображение коней. Да и вообще любили здесь конские мотивы. Конек крыши вполне оправдывал свое название. Ставни были изукрашены рисунками резвящихся лошадок. Внутри – низкие потолки, с балок свисают связки чеснока, некоторые из них человек роста Барчука вполне мог задеть головой. Кругленькие столики совсем не похожи на те, которые я привык лицезреть в кабаках для наемников. И вообще мебель не рассчитана на добрую драку. Завсегдатаи – ремесленники средней руки и столь же среднего возраста. Такие предпочитают уютный покой тихого уголка и кружку доброго пива в хорошей компании шумной разнузданной попойке, когда хмельное течет рекой, а аргументами в спорах часто служат зуботычины.

Хозяин – низенький, чуть полноватый. Нос картошкой, на котором сидело новомодное изобретение златомостских стеклодувов, именуемое «окулярами». Маленькие подслеповатые глазки и добрая, приветливая улыбка на круглом краснощеком лице дополняли облик тавернщика. Помогали ему две дочки, тоже низенькие и полненькие, пышущие здоровьем.

Ловец долго и придирчиво инспектировал пивные запасы и наконец остановился на каком-то сорте, который оказался именно таким, как он говорил, – темным, мягким, с легкой горчинкой. Нашлись и осьминоги. Хозяин быстро накрыл на стол, даже не поинтересовавшись наличием у нас денег. Мы устроились в темном углу, который не освещали свечи и красный свет, лившийся из камина – странной открытой печки, о которой я лишь слышал, но не видел нигде до сегодняшнего утра.

Ученики мои устроились поближе к огню. Малышка достала скрипку. Песни ее сегодня были тихи и мелодичны. Как раз то, что требуется в подобных местах. Мелодия полилась рекой, и, глянув на лицо хозяина таверны, я понял, что денег за еду с нас сегодня не потребуют. Опершись о стойку, толстячок протирал чистой тряпицей свои окуляры, глаза его были полузакрыты, а на губах блуждала чуть печальная улыбка. А после третьей песни он сам принес целый поднос с блюдами, распространявшими восхитительный аромат, сноровисто расставил их на столе и произнес с отеческой нежностью:

– Покушай, маленькая, оно, глядишь, и пальчики по струнам быстрее порхать станут.

– Ну что? – спросил меня Ловец, мельком взглянув на эту картину. – Мятежник нам не помощник?

– Сам догадался? – ехидно поинтересовался я. – Или подсказал кто?

– Да больно уж быстро ты от него ушел. Да, быстренько. Даже о себе ничего не рассказал.

– Что ему рассказывать? Что у него спрашивать? Он нынче в своем горе, нырнул в него по самую маковку и сидит, вылезать не хочет.

– Он лишился большинства послушников. Разве это не повод для ненависти? И разве не хочешь ты помочь ему против Империи?

– Не знаю. Я услышал одну сторону. Схима пошла против схимы. Кто виноват? Мои ученики однажды схлестнулись с его. По недоразумению. Нас за имперцев приняли, а мы просто охраняли торговый караван. Если бы кого-нибудь убили, кто оказался бы виноват? Я или Мятежник?

– Искатель, то – караван, а здесь весь город вырезали! Бочага больше не существует! Мертвый город! Имперские мечи не щадили никого.

– И кто виноват? Император, пославший ратников на подавление обычного мятежа, или Мятежник, вливший свою боль в каждого горожанина, как сегодня влил в меня отчаяние? В меня, схимника! Да и ты держался лишь потому, что нет у тебя с ним такого сродства, как между учениками одного учителя. Кого винить?

– Я не знаю. – Ловец смешался.

– Вот и я не знаю. Надо обе стороны выслушать, а тогда уж решать. Пойми, Ловец, ну нет во мне уверенности, что Империя – это плохо. Да, она создала неудобства мне, тебе, возможно, еще кому-то. Мятежника не берем. Не о нем речь сейчас. Не будь Императора – он нашел бы против кого бунтовать. Мне нужен еще кто-то, нужен его взгляд на Империю, его мнение. Не хорошее и не плохое – другое. Понимаешь?

– Понимаю, – тяжело вздохнул он.

– Проклятый Караванщик! – Я ударил кулаком по столу. – Если бы он не был таким упрямым ослом, я уже получил бы то, что мне требуется. Взгляд еще одного бродяги, измерившего ногами пол-Империи, – как раз то, что надо. Не пришлось бы с Мятежником встречаться. Знаешь, Ловец, сейчас я бы его с удовольствием зарезал.

– Кого? – Глаза моего собеседника округлились.

– Караванщика, не Мятежника же. Хоть и понимаю, что неправильно перекладывать на другого ответственность за свои решения.

– Вот именно, – назидательно произнес Ловец. – Ты сам искал Мятежника. И сам ушел, хоть, возможно, твоему брату сейчас нужна помощь.

– Нет. Не нужна. Ему покой сейчас нужен и одиночество. Переварить случившееся и принять. А он не может, все мечется в потугах отомстить. Эх, что же вез тот караван, вокруг которого сплелись в узел интересы моего брата и имперцев?