Женщины молча закивали, по напудренным лицам полились слезы.

Рин вернулась в основной коридор.

– Тсунь Хо! – крикнула Рин. – Где ты?

Молчание.

Ребенок в ее руках заворочался. Плач перешел в раздраженное поскуливание. Рин даже подумывала ущипнуть его за руку, чтобы снова закричал.

Но в этом не было нужды. Достаточно было показать окровавленный трезубец. При виде оружия ребенок открыл рот и завопил.

Рин заорала, перекрикивая плач:

– Тсунь Хо! Если не покажешься, я убью твоего сына!

Шаги она услышала задолго до того, как он напал.

Он действовал слишком медленно. Слишком. Она развернулась, поднырнула под его мечом и врезала рукоятью трезубца в живот. Наместник согнулся пополам. Рин захватила меч зубьями своего оружия и выдернула из руки. Наместник упал на четвереньки, пытаясь дотянуться до меча. Рин отпихнула клинок подальше и стукнула наместника рукоятью трезубца по затылку. Он растянулся на полу.

– Изменник.

Рин со всей силы треснула его по коленям. Он взвыл от боли. Она ударила еще раз. И еще.

Ребенок завыл еще громче. Рин аккуратно положила его на пол в уголке и вернулась к его отцу. Наместник провинции Овца имел жалкий, сломленный вид. Рин пнула его по ребрам.

– Умоляю, сжальтесь, умоляю…

Он свернулся калачиком, прикрыв голову руками.

– Когда ты впустил в город мугенцев? До того как они сожгли Голин-Ниис или после?

– У нас не было выбора, – прошептал он и пронзительно пискнул, подтянув раздробленные колени к груди. – Они выстроились перед воротами, и у нас не было выбора…

– Вы могли сражаться.

– И погибли бы, – выдохнул он.

– Значит, погибли бы.

Рин снова треснула его рукоятью трезубца по голове. Наместник затих.

Но малыш по-прежнему надрывался в плаче.

Цзиньчжа так обрадовался победе, что временно отменил запрет на спиртное в войсках. По рядам передавали кувшины с сорговым вином, реквизированным в особняке наместника. Солдаты расположились лагерем на берегу и в тот вечер пребывали в необычайно приподнятом настроении.

Цзиньчжа устроил военный совет на берегу – решить, что делать с пленными. Помимо захваченных солдат Федерации была еще и Восьмая дивизия – самое крупное подразделение ополчения из тех, с кем приходилось иметь дело до сих пор. Слишком серьезная угроза, чтобы просто отпустить. Но вариантов было немного – либо устроить массовую казнь, либо кормить такую прорву людей.

– Казните их, – немедленно предложила Рин.

– Больше тысячи человек? – покачал головой Цзиньчжа. – Мы же не чудовища.

– Но они это заслужили, – напирала она. – По крайней мере мугенцы. Вы же понимаете, что если бы все сложилось иначе, если бы Федерация захватила наших солдат, пленные уже были бы мертвы.

Она считала спор бессмысленным. Но никто не кивал, соглашаясь с предложением. Рин по кругу обвела взглядом собравшихся. Неужели вывод не очевиден? Почему они выглядят смущенными?

– Можно поставить их к колесам, – высказался адмирал Молкой. – Дать нашим людям передышку.

– Да вы шутите, – возмутилась Рин. – Для начала, их придется кормить…

– Посадим их на скудную диету, – отозвался Молкой.

– Эта провизия нужна нашим собственным войскам!

– Наши войска проживут и на урезанном рационе. Лучше не привыкать к излишествам.

Рин ошеломленно вытаращилась на него.

– Вы хотите уменьшить рацион солдатам, чтобы выжили изменники?

Он пожал плечами.

– Они же никанцы. Мы не казним соотечественников.

– Они перестали быть никанцами, как только впустили в свои дома мугенцев, – огрызнулась она. – Их нужно четвертовать. И обезглавить.

Все отводили от нее глаза.

– Нэчжа? – спросила она.

Он тоже не посмотрел в ее сторону. Лишь покачал головой.

Рин вспыхнула от ярости.

– Эти солдаты сотрудничали с мугенцами. Кормили их. Привечали в своих домах. Это измена. И должна быть наказана смертью. Да не только солдат, нужно наказать весь город!

– Возможно, при правлении Дацзы, – сказал Цзиньчжа. – Но не при Республике. Мы не хотим заработать репутацию жестокостью…

– Но ведь они помогали мугенцам! – заорала Рин, и все наконец-то посмотрели на нее, но это уже не имело значения. – Помогали Федерации! Вы не знаете, что они сделали, потому что всю войну отсиживались в Арлонге, вы не видели…

Цзиньчжа повернулся к Нэчже.

– Заткни пасть своей спирке, или я…

– Я не собака! – взвизгнула Рин.

Она больше не могла сдерживать ярость и бросилась на Цзиньчжу. Но не успела сделать и двух шагов, как адмирал Молкой свалил ее на землю так резко, что от удара на миг померкли звезды на ночном небе, Рин едва могла вздохнуть.

– Хватит, – спокойно произнес Нэчжа. – Она угомонилась. Отпустите ее.

Давление на грудь ослабло. Рин свернулась клубком, пытаясь отдышаться.

– Выведите ее отсюда, – приказал Цзиньчжа. – Свяжите, заткните рот кляпом, мне плевать. Я разберусь с этим утром.

– Есть, – откликнулся Молкой.

– Она же не ужинала, – сказал Нэчжа.

– Так принесите ей еду и воду, если попросит, – сказал Цзиньчжа. – Только уберите с глаз моих.

Рин закричала.

Никто ее не услышал – ее отвели в лес за пределами лагеря, и она кричала, все громче и громче, барабаня кулаками по стволу дерева, пока кровь не заструилась по ладоням, но ярость только жарче разгоралась в груди. На мгновение Рин подумала, понадеялась, что алая ярость, застилающая поле зрения, прорвется огнем, настоящим пламенем, наконец-то…

Но нет. Из пальцев не брызнули искры, смех бога не ворвался в мысли. Рин ощущала сковывающую разум Печать, пульсирующую и густую, растворяющую и смягчающую гнев каждый раз, когда он достигал пика. И это лишь злило ее еще больше, а крики становились громче, но весь гнев уходил впустую, огонь не давался Рин, он плясал и дразнил где-то за преградой.

«Прошу тебя, Феникс, – взмолилась она. – Ты мне нужен. Мне нужен огонь, нужно сжечь…»

Но Феникс молчал.

Она упала на колени.

Рин слышала смех Алтана. Это не Печать, лишь воображение, но она слышала его голос, как будто Алтан стоял рядом.

«Посмотри на себя», – сказал он.

«У тебя жалкий вид», – сказал он.

«Феникс не вернется, – сказал он. – С тобой все кончено, ты больше не спирка, просто глупая девчонка, зазря беснующаяся в лесу».