Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По поводу этого письма, если оно действительно было, меня следствие еще не допрашивало. Надо молиться, чтобы его не было. А вот если будут угрозы, обязали немедленно им сообщать. У нас такое уже было с другими фирмами. Некоторые уже арестованы. Вы прессу читаете, телевидение смотрите?
В течении этой тирады я говорила таким тоном, что сама себе понравилась.
– Будем продолжать, или мирно расстанемся? На вид вы опытные люди. Неужели вам что-то надо объяснять, если основные вопросы уже решает генеральная прокуратура. Хозяин – умный человек. Но вот не понял, что такое власть, и сидит. Грубость вашу извиняю, учитывая ваше финансовое положение. Разговор на этом закончен.
– Извините, – сухо сказал Сурков.
Они встали, и, попрощавшись, вышли как вошли –почти одновременно. За ними дверь еще не закрылась, как входит Алька.
– Ну, вижу, вижу.
– А как ты здесь мгновенно оказалась?
– Стреляли, однако.
Мы с ней дружно рассмеялись.
– Я опасаюсь, а не придумают они какую-нибудь пакость? От этих вышедших из тайги всего можно ожидать.
– Сейчас не посмеют. Все документы в Прокуратуре. У нас серьезное прикрытие. Кому захочется рисковать? Хотя видно – они привычны к разборкам.
– Знаешь, по-моему, они сейчас помчатся в Лондон, к Тэди. Очень решительно они настроены и туманно, но упорно, говорили про обещания и обязательства. Да и Тэди, когда я с ним разговаривала, видно было, что озабочен.
– А пусть потрясут спесивых британцев. Я до сих пор считаю, что ты допустила большую ошибку, что не потребовала с Тэди компенсацию. Это было бы справедливо. Нам с тобой обещали по пятьдесят тысяч вознаграждения, когда все закончится, причем, не уточняя, чем закончится. Конечно, они имеют в виду – благополучно для хозяина. О нашей судьбе вообще речь не идет. Нас не увольняют, потому что боятся, потому что знают, что нам есть что сказать. Так что рассчитывать на вознаграждение не приходится. Как мое заключение?
– Ну права, права, чего пристала? Что нам ничего не обломится сейчас очевидно.
– Наконец-то до нее дошло. А тогда чего с этим Тэди церемонишься?
– Не могу я, да и не умею.
– Веруньчик, знаешь, почему я тебя люблю? И даже иногда жалею, что я не лесбиянка.
– Ты еще чего-нибудь придумай. Не хватало еще в лесбиянки со страху податься.
– Ты органически привлекательная женщина. На тебя смотришь, и сердце радуется. Тебя мерзости, через которые мы прошли, будто и не коснулись.
– Говоришь, не коснулись? Да я при каждом вызове, при каждом звонке дрожу от страха. Состарилась за это время лет на двадцать. Про нервные клетки, которые не восстанавливаются – молчу.
– По тебе совершено незаметно. Я серьезно говорю. А вот я стала злой. Правда. Конечно, стараюсь этого не показывать, а вот внутри все кипит. В какую помойку кинули нас эти либералы! От каждого можно ожидать невероятных пакостей. Я уже про наших подонков молчу. А вспомни, что сказал про этого урода Алексеева, Бажов. Он не возмутился, не потрясал руками, не проклинал, хотя ему, опытному человеку, было все понятно. Он сказал: «На пенсию зарабатывает, старый черт». И в этом такая безнадежность. Я просто мечтаю, когда вернутся времена ЧК. Не чубайсовское, а настоящее, с товарищем Феликсом Эдмундовичем. Вот я бы прошлась по нашей воровской сволочи. С моим глубоким и искренним удовольствием.
– Так они тебя и испугались.
– Пока не боятся, а напрасно. Хотя и деньги и семьи за границей держат. Они и перед семнадцатым не боялись. А потом пришел гегемон – и начались веселые времена. Как там у поэта? Пей кока-колу, рябчиков жуй – день твой последний приходит, буржуй. А тебе у Тэди неудобно компенсацию требовать. Ты просто обязана, исходя из интересов угнетенного и униженного класса, потребовать от него денежной сатисфакции.
Иван Иванович
Через два дня позвонил Новиков и просил подъехать к одиннадцати ноль ноль. У меня, конечно, сразу мандраж. Может быть, возникли какие-нибудь вопросы по векселям? Всякое могло быть, я уже знала. Как всегда вовремя, я стояла перед знакомым кабинетом на пятом этаже. Постучала и вошла. И вижу те же самые лица, а на стуле перед ними сидит Иван Иванович. Мне сразу полегчало. Здесь не могло быть ничего серьезного. Увидев меня, Иван Иванович расцвел, как подсолнух.
– Я знал, что мы обязательно встретимся, – улыбался он.
И эксперт и Новиков тоже заулыбались.
– Иван Иванович так по вас скучал, что мы все-таки нашли случай устроить вам свидание, – говорит Новиков. – В договорах его фирмы мы нашли один договор, заключенный с вашей фирмой, о купле-продаже нефти.
Новиков назвал номер договора, дату и объем поставки. Конечно, я ничего этого не помнила.
После формальных вопросов очной ставки, которые я уже освоила, Новиков спрашивает:
– Иван Иванович, расскажите пожалуйста, когда заключался договор, при каких обстоятельствах, присутствовала ли при этом Корнева Вероника Николаевна.
– Я тогда числился генеральным директором ООО «Нафта-Ю». Платили мне двести долларов в месяц, учредительные документы фирмы находились в банке, там же находилась печать, банковские карточки были мною подписаны и их оформили в этом же банке. К сожалению, когда я подписывал этот договор, Вероники Николаевны я не видел. Я бы вас, Вероника Николаевна запомнил на всю жизнь. Но, к сожалению, вас там не было. Там вообще никого не было.
– По существу, Иван Иванович.
– Если по существу, то дело было как всегда исключительно буднично и скучно. Я подошел к окошку. Я говорил, что я всегда подходил к окошку, меня внутрь не пускали. Меня стали пускать внутрь, когда стали шерстить НК, чтобы я запоминал договора, которые я подписывал. Я вам рассказывал, – говорит он мне.
– Иван Иванович, вы нам-то тоже расскажите.
– Так вот, тогда меня стали пускать в помещение. Не мог же я в вестибюле изучать такие серьезные документы. Но с этим изучением ничего не получилось, там ведь невозможно запомнить. К тому же легко проверить меня. С кем заключался договор? Я имею в виду физическое лицо. И я поплыл. В общем, эту затею, по моему совету, бросили. Мне в окошко подавали отпечатанный договор. Иногда он был уже подписан другой стороной, иногда я первый подписывал. Печати у меня тоже не было, она была там в окошке. Вот собственно и все.
– Вам предъявляется договор, – и Новиков назвал его атрибуты. – На договоре стоит ваша подпись.
– Подпись на договоре моя. Но как я уже говорил, я этот договор не читал, и содержание договора не знаю. Ну, собственно все. А платежные документы подписывал тоже я, но была проплата договора или нет, я не знаю. Одним словом, товарищи следователи, я простой подписант и почему-то кажется, что даже у Фунта было больше реальных полномочий, чем у меня. Может быть, я ошибаюсь, конечно.
Новиков и эксперт переглянулись и с интересом стали смотреть на Ивана Ивановича Даже возникла пауза. Наконец Новиков с улыбкой говорит:
– Иван Иванович, откуда вы знаете вот это определение: «подписант». Оно же не просто так у вас возникло. Это я уже не для протокола.
– Молодые люди, я же говорил, что в той другой жизни я работал аналитиком. А аналитик привык наблюдать, систематизировать, делать выводы. Вот я и сделал такой вывод. Этот вывод, на мой взгляд, соответствует моему положению.
Новиков и эксперт рассмеялись. Затем Новиков обратился ко мне:
– Вероника
