— Ты коварна и лжива. — Он встает и направляется к выходу. — Я не хочу тебя видеть. Ты мне отвратительна. В комнате воняет водочным перегаром, башка у тебя разбита, и ты утверждаешь, что невинно проводила время!

— Был бы ты здесь, сам познакомился бы с теми девчонками и отвез бы меня на женскую вечеринку, как их отвозят мужья. И эти мужья довольны, что у их жен есть компания и всегда есть с кем поболтать. Эти мужчины не имеют ничего против, а совсем наоборот. — Я вновь и вновь пытаюсь что-то ему объяснить, потому что если мы и говорить друг с другом перестанем, то мне действительно пора будет собирать чемоданы.

Ахмед останавливается и опирается на дверной косяк. Глаза его полны печали.

— В одних кругах принято вести себя определенным образом, в иных кругах это недопустимо, — говорит он.

— Это не хлыщи какие-то! — живо реагирую я. — Один из них — дипломат, другой — врач, а муж Баси, Хассан Назим, работает в министерстве и даже знаком с Маликой.

— Гм… — Ахмед кривит губы. Кажется, ему хочется подойти ко мне поближе.

— Может, ты тоже с ними уже где-то познакомился. — Исполненная надежды, я вскакиваю с кровати.

— Хассан… ну да, он действительно порядочный человек. — Муж подходит ко мне и осторожно касается моей руки. — Хороши же мы с тобой, нечего сказать, — подытоживает он. — Идеальная семейка.

Мы вдвоем садимся на кровать и смотрим друг другу в лицо. Ни слова не говорим о Самире и о том, что Ахмед сделал с ней. Я не хочу об этом вспоминать, более того — панически боюсь этой темы. Может, этого и не было, это был всего лишь дурной сон… Боже, он даже с разбитым носом так дьявольски нравится мне! Наши взгляды встречаются, и каждый тонет в другом; мы улыбаемся — сначала едва-едва, затем все откровеннее, а напоследок оба заливаемся истерическим смехом.

Именно сегодня я начинаю работать в посольстве. Я дрожу от страха, что наши только-только наладившиеся отношения с Ахмедом снова ухудшатся, узнай он о моем решении. Бася решительно не советует мне рассказывать ему о моей временной работе.

— Тебе это будет стоить базарного скандала продолжительностью в час, и это в лучшем случае. — Она сочувственно смотрит на меня: толстый слой тонального крема плохо скрывает следы ударов на моем лице. — Молчи. Не успеешь оглянуться — и срок работы закончится, а в кармане у тебя будет немного денег на черный день. Если бы речь шла о постоянном трудоустройстве, тогда да, конечно, он должен был бы знать и дать свое согласие. Но на четыре недели? Подруга, не стоит ему говорить.

— И все же… — колеблюсь я. — Он подумает, что я что-то скрываю, что делаю что-то плохое. Он такой недоверчивый…

— Что же ты такого натворила, подруга, что у него доверия к тебе ни на грош?

— Пока что как раз он давал гастроли, и это ему, а не мне есть чего стыдиться.

— Тогда я вообще ничего не понимаю. Может, он подходит к тебе со своими мерками, но… скверно это, вот что. Я не хочу быть злым пророком, однако…

— Так и не будь им! — перебиваю я Басю на полуслове, не желая слышать окончания фразы. — Скажи лучше что-нибудь позитивное, ты ведь умеешь. Ба-а-асенька-а-а… — Я складываю ладони в молитвенном жесте.

— Посмотрим, что у нас выйдет, а сейчас побежали. Некрасиво будет, если мы опоздаем в первый же день.

Мы жмем на многочисленные кнопки звонков, но никто и не собирается нас впускать. То один, то другой голос предлагает: пройдите к воротам номер два, а теперь еще к каким-то, а может, с другой стороны попробуете… В панике мы, как дуры, бегаем вокруг ограды посольства.

— Туда вообще хоть кого-то пускают? — спрашиваю я, уже порядком рассердившись.

— Да ладно тебе! Знаю, дерьмово это все, к людям относятся как к козявкам. Потому Хассан и не хочет, чтобы я тут работала.

В этот момент большие раздвижные ворота открываются, в них показывается машина. Мы со всех ног бежим к ней и осторожно стучим в стекло.

— Черт подери, Баська, что ты вытворяешь?! — ворчливо отзывается нетерпеливый мужской голос. — Сколько я должен тебя ждать? Сделай кому-то добро — проблем не оберешься.

— Прошло всего десять минут с назначенного времени, а кроме того, мы уже четверть часа наматываем круги вокруг здания, поскольку никто не соизволил нас впустить! — не желая сдаваться, возмущенно говорит Бася. — Разве дежурный не знал, что люди должны прийти? Ведь все со мной знакомы, я здесь не первый год.

— Бардак, как и обычно, везде бардак. — Толстый мужчина в машине сдает назад, мы покорно идем следом. Выйдя из машины, он указывает пальцем на аппарат, прикрепленный к стене здания, и холодно произносит: — Отсюда звони на номер тринадцать. Парень, который отзовется, и будет тебе отпирать помещения для уборки. Ну, мне пора.

— Минуточку, минуточку, извини! — Бася бросается за ним следом и хватает его за рукав помятого дешевого костюма. — А этот человек знает, что я пришла убирать? Его предупредили?

— Ну да, конечно, — ворчит потный толстяк.

— И мне не нужен никакой пропуск, никакая бумажка? У меня ведь и рабочего соглашения на руках нет. Видишь ли, Кшись, мне как-то не хочется, чтобы меня застрелили за вторжение на территорию дипломатической резиденции.

— Все время какие-то проблемы! — снова брюзжит мужчина и косо смотрит на нас, но что-то предпринимать ему все же приходится. Он звонит по телефону и кричит на кого-то на другом конце линии — очевидно, такое уж у него милое воспитание. — Он уже спускается, — говорит Кшись, положив трубку, и бросает напоследок: — А ты, Баська, поучись хорошим манерам, чтобы в следующий раз представляла мне людей, с которыми я не знаком. — И тут же поворачивается к нам спиной.

После этих слов, не ожидая, пока Бася исправит свою ошибку, он садится в большой черный лимузин-развалюху и уезжает. Мы смотрим друг на друга и смеемся до слез, чтобы, вероятно, дать выход нервному напряжению и преодолеть чувство неловкости, — в нашем положении ничего такого забавного нет.

— Все в послеобеденное время свободны, один лишь я, будто раб, вынужден сидеть в этом чертовом посольстве и всех обслуживать, — выслушиваем мы тираду дежурного, который, сжалившись наконец, ведет нас в запретную зону. — Сначала я отопру нижние помещения, а когда вы закончите, перейдете наверх. Не прикасайтесь к щитовым коробкам и каким бы то ни было кнопкам, иначе включится сигнал тревоги и будет скандал.

Мы крутимся, словно белки в колесе, потому что и так потеряли уже достаточно времени. Через каких-то полчаса весь первый этаж блестит и пахнет дезинфицирующими средствами, а у нас густым румянцем горят щеки и сбивается дыхание.

— Ладно, поехали дальше. — Бася вытирает со лба пот и направляется к телефону. — Мы уже закончили. Можно продолжать на остальных этажах? — вежливо спрашивает она дежурного.