Британец снисходительно покачал головой:

– Не будьте наивны, Виктор. Двадцатый век будет веком войны всех против всех за ресурсы. Главных ресурсов только два. Уголь, руда, хлопок, лес есть повсюду. Они не дефицитны. А вот эти… Мы с немцами делим между собой нитраты. С американцами – нефть. Кто будет обладать ими, тот властелин земного шара! Британская корона уберет любого, решившего помешать. И применит для этого любые средства. Консервация майкопских нефтяных полей – стратегическая задача. Так надо Британии.

– Значит, вы не оставите Алексея Николаевича в покое?

– После вашего предложения я надеюсь убедить начальство дать отбой. Вы слишком ценный источник. Если договоримся, считайте, статский советник прощен. Только посоветуйте ему впредь держать язык за зубами.

Таубе вздохнул:

– Он откажется. Лыков из тех редких людей, которым не все равно.

– Ну, тогда не знаю…

Виктор Рейнгольдович поднялся:

– Пора расходиться. Вам хватит трех дней, чтобы получить ответ?

– Полагаю, что да.

– Время дорого. Алексея Николаевича там убить хотят.

– Понимаю и сочувствую. Сделаю, что смогу, и максимально быстро. Ступайте первым, я за вами следом через десять минут. И не приходите больше на связь в генеральской шинели, вас видно за милю!

Таубе отметил про себя, что британец уже говорит с ним, как со своим агентом.

Он скрипнул зубами и вышел из кофейни. Покрутил головой по сторонам и двинулся в направлении Литейного проспекта. По пути сказал сам себе изумленно:

– Я только что совершил должностное преступление. Оказывается, это так просто…

На углу Знаменской генерал-майор поймал извозчика и велел отвезти его в Военное министерство. Там он прошел в закуток позади кабинета генерал-квартирмейстера ГУГШ[122], где помещались секретные делопроизводства.

Штабс-капитан Павел Лыков-Нефедьев удивился появлению его превосходительства:

– Дядя Витя, ты почему без телефона?

– Собирайся и идем, – коротко приказал нежданный гость.

Штабс-капитан схватил шинель с башлыком и последовал за генералом.

Таубе молчал, пока они не приехали к нему на квартиру. Дома он приказал жене поставить самовар и не высовываться, если не позовут. Та поняла, что дело серьезное, и ушла в задние комнаты. А Виктор Рейнгольдович усадил Павла напротив и начал рассказывать:

– Я только что встречался с Элиотом из британского посольства.

– Наш коллега? – догадался офицер.

– Так точно. Негласный помощник военного агента полковника Виндгама.

– Вы говорили об отце?

– Конечно. Требовал, чтобы они оттащили своих ребятишек. Анисимов оказался прав – это дело рук британской секретной службы.

– И что? – напрягся Лыков-Нефедьев. – Каков результат встречи?

– Не тот, на который я рассчитывал. Элиот легко согласился прекратить козни. Ибо надеется, что твоего отца вот-вот зарежут в тюрьме. Так что услуга ему ничего не будет стоить. Но взамен англичанин потребовал выдать какой-нибудь секрет.

– Вот даже как… – поразился Павел.

– Ничего удивительного, я ожидал чего-то подобного. Но затем услышал то, чего никак не ждал. Британец сообщил, что знает о наличии у нас резидента в Берлине. Очень информированного, доклады которого читает сам государь.

Лыков-Нефедьев онемел. А Таубе продолжил:

– Федору Федоровичу угрожает опасность. Если даже в Лондоне узнали о его существовании, ясно, что это поняли и в Берлине. Когда ты передал его последний доклад дипломатам?

– Десять дней назад.

– Элиот чуть ли не цитировал мне его. Извещен, сукин кот, что бумаги отданы Сазонову. Кретины!

Генерал беззвучно выругался и подытожил:

– Я срочно выезжаю туда. Надо предупредить Буффаленка. Пусть ляжет на дно, прекратит всякие контакты с нами. Надолго, не меньше чем на год.

– Монкевиц[123] такое на разрешит.

– Плевал я на него! Он и знать об этом не будет. Никто не должен знать, кроме тебя.

– Понял, дядя Витя. Но мне придется как-то объяснить начальству, почему наш резидент прекратил выходить на связь.

– Разумеется. После моего возвращения Федор пришлет по своему каналу письмо. Что болен и прекращает всякие контакты до выздоровления. А болезнь ему придумаем такую, чтобы долго-долго лечиться. Душевную или еще похлеще… Это мы с ним на пару покумекаем. А ты пока обдумай операцию прикрытия. Я отлил британцу пулю, что нашим резидентом был Данненгирш.

– Который недавно умер? – сообразил Павел и ухмыльнулся. – Ловко!

– Ловко не ловко, а деваться было некуда. Сейчас эта идея кажется мне не совсем удачной, но уже поздно ее менять. Так что развивай ее за неимением лучшей. Организуй утечку в германских провинциальных газетах. Глухие намеки без доказательств. Обыграй контракт на обустройство военно-морской базы в Либаве, деловые интересы Данненгирша в Риге и Мемеле. Часто приезжал в Россию, и все в таком духе. Кажется, у покойного был русский управляющий в его имении в Саксонии – засвети его.

– Погубим невинного человека, – возразил штабс-капитан.

– А ты хочешь погубить Фридриха Гезе? Агента, которого мы готовили двадцать лет?

Они помолчали, потом Лыков-Нефедьев пробурчал:

– Слушаюсь…

– Это разведка, Паша, тут не до сантиментов. Скоро война. Буффаленок – наш самый полезный кадр. Никто другой даже близко не подобрался к его уровню. Уже сейчас его сведениям нет цены. А когда начнется? Понимаешь?

– Да. Извини.

– А сейчас из-за глупости наших сановных петухов жизнь Федора висит на волоске. И только мы с тобой можем его спасти.

– Да, да, я согласен.

Таубе продолжил:

– Предупредить резидента – наша святая обязанность. Но это очень трудно. Я допускаю, что германцы уже заподозрили Федора. Следят, просматривают почту. Как с ним теперь встретиться, чтобы поговорить?

– А если написать по нашему каналу? – предложил Павел.

– Нельзя, тут нужен личный разговор. И не с кем попало, а с человеком, который вправе приказать Федору лечь на дно. А такой человек всего один – это я.

– Вы правы.

– Мне понадобится паспорт какой-нибудь неприметной страны. Бельгии или Швейцарии, к примеру.