— Сир Садо…, — поторопил распорядитель. Тот очнулся, внимательно посмотрел на напряженно сжавшую кулаки молчаливую Фейу, потом на меня, щелкнул кольцами, и отправил розовый, в несколько раз больше остальных, светляк в небо.

Шар силы летел по странной траектории, как будто не хотя, приближаясь к работе Марши, потом замер, дернулся, и рванул в другую сторону, резко сменив направление.

Трибуны взревели ещё до того, как он достиг моей проекции, делая счет за третью дисциплину абсолютно разгромным.

Свистел совершенно по-плебейски в нашей ложе Геб, свесившись на перилах, махала рукой счастливая Фей-Фей, салютовал Люк, прыгала где-то на заднем фоне пухлая фигура Нэнс, и только Хок и Бер, два таких непохожих друг на друга брата-близнеца стояли молча, с суровыми лицами. Мужчинам не к лицу проявлять чувства на публике?

И даже Кантор Тир, и тот, коротким быстрым салютом отдал честь в мою сторону.

Легионеры по кругу Арены салютовали тоже, поочередно прикладывая кулаки к груди. Я улыбалась всем и каждому, махала рукой, и чувствовала себя совершенно и абсолютно счастливой. И вымотанной, как после долгой-долгой тренировки у Ликаса.

— Тишины, — распорядитель вскинул вверх руку, призывая к порядку. — Прошу тишины, господин судья, вам слово, — повернулся он в сторону Садо, который так и не сел в кресло.

Тот глубоко вздохнул, внимательно посмотрев на линию судей, и развернулся ко мне.

— Единогласно. Судейской комиссией триста семнадцатого кернского Турнира леди Блау присваивается белая мантия в…

Трибуны взревели ещё раз, перекрывая голос Садо, даже усиленный чарами.

— … в ввиду искпючения…никаких разночтений…дополнительная комиссия не требуется…, — долетали до меня обрывки фраз. Публика продолжала свистеть.

— Ти-ши-на, — распорядитель грохнул зычно так, что дрогнула Арена. — Тишина!

Второй из толстяков-распорядителей преподнес мне белую ткань, протянув на вытянутых руках, с коротким поклоном. Ткань мантии была мягкой, нежный шелк струился между пальцами, лаская кожу.

— Господин распорядитель, — я обратилась к толстяку напрямую. — Согласно правилам, я имею право делать с белой мантией все, что угодно?

Толстяк застыл, напряженно думая, и очень явно ощущая подвох. Он беспомощно оглянулся на двух других в пурпурном, и, получив утвердительный кивок, пояснил мне.

— Согласно правилам Турнира белая мантия означает белый билет, в любое учебное заведение по выбранному направлению. Прием без вступительных экзаменов, на особых условиях. С момента вручения мантия принадлежит кандидату и он вправе распоряжаться ей так, как сочтет нужным. То есть, все, что угодно, но прецедентов ещё не было…

— Благодарю, — оборвала его сентенции я. — Я не считаю себя достойной белой мантии. — Мой голос, усиленный чарами прозвучал на всю Арену в гробовой тишине. — Четыре искусства, несомненно, это достояние нации, и кандидат, получивший этот благородный знак, — я потрясла шелковую тряпку в руке, — должен соответствовать всем критериям, продолжать развивать и приумножать наследие предков. Я не собираюсь на факультет Искусств, — я тепло улыбнулась мистрис Айрель. — Как правильно отметил ранее сир Садо, мои таланты лежат совершенно в иной сфере. Поэтому, — я сделала длинную эффектную паузу, — я бы хотела передать белую мантию гораздо более достойному, по-моему мнению, кандидату.

Слова произвели эффект взрыва. Трибуны загомонили разом, только немного успокоившийся Садо снова подскочил в кресле, военный Тир улыбался, и даже Таджо заинтересованно дернул бровью. Леди Фелисити смеялась, потрясая тростью, а мистрис Айрель смотрела гордо — она решила, что я настолько предана идее стать целителем, что просто не могу и помыслить ни о чем ином.

Все взгляды судей нет-нет да и скользили в сторону замершей рядом со мной в волнении Марши. Перила ложи Фейу были так плотно забиты народом, что, казалось, они скоро свалятся вниз на Арену, прямо со второго яруса.

— Тихо, — зычный голос толстяка призывал к тишине. — Господа, прошу тишины. Ти-ши-ны…

Трибуны успокоились не сразу, гомон продолжился, но я смогла продолжить говорить.

— Более достойному кандидату, — повторила я отчетливо, глядя прямо на леди Тир, которая стояла внизу, рядом с залом ожидания. — Кандидату, который абсолютно точно заслуживает этой мантии. Кандидату, который подтвердил свой талант, заняв первое место, и я верю, — мне пришлось прерваться, потому шум снова перекрыл мой голос, — я верю, что только волнение на публике, помешало сиру Тиру выступить ещё более возвышенно. Сир Костас все три класса в школе потрясал нас своими талантами, — ещё немного и мне потребуется лимон, очень много лимонов, у меня уже кончался запас пафоса, — и пониманием тонкостей четырех искусств. Глубина, сила, и возвышенное изящество — вот три слова, которые характеризуют поэзию сира Костаса лучше всего.

Костас из Тиров.

Фейу ошеломленно замерла рядом, оценивая ситуацию. Мое сообщение было не двусмысленным — Тиры лучше Фейу. Костас Тир лучше Марши Фейу, именно так оценила расклад обладательница белой мантии.

— Благодарю, — усиленный чарами, мелодичный и хорошо поставленный голос леди Тир взлетел над сценой, — … род Блау.

За одно то, что она добавила последнюю фразу, я была готова подарить Костасу две, нет три мантии подряд, если бы они у меня были. Леди Тир явно прекрасно осознавала, что делала, она ещё получит порицание за эти слова от со-клановцев.

Леди быстро подтолкнула сына в спину и полностью дезориентированный цыпленок, спотыкаясь, начал подниматься на сцену.

Я нашла взглядом тировскую ложу, нахмурившегося Кантора, и послала ему отдельную, очень ослепительную улыбку.

Весь желтый, теплый и пушистый Костас, сияющий украшениями, подошел к нам, и осторожно косился в сторону заледеневшей Фейу.

Я протянула Костасу кончики пальцев, и он, ошеломленно блестя влажными глазами, почтительно приложил мою руку к губам. Я с трудом удержалась от желания потрепать цыпленка по голове и пощекотать под подбородком. Гамбит леди Тир в библиотеке, в той жизни, был оправдан — хорошая партия может обеспечить безопасность сына, но для своего ребенка я бы никогда не выбрала в невесты ту, родичи которой могут сделать ее скорбящей матерью в течение декады. Полагаю, учитывая утонченность Костаса, он был в таком же ужасе от моей кандидатуры в качестве жены, как и я от него в качестве мужа.

Трибуны молчали, я осторожно накинула Костасу белую мантию на плечи, расправив, и он вскинул вверх руку с кольцом победителя в дисциплине, изящным жестом, вернув себе привычное удовлетворенное высокомерие. Цыпленок уже и правда успел убедить себя, что он этого полностью заслуживает. Аплодисменты хлынули шквалом, нарастая, как приливная волна.

Я покинула сцену с абсолютно ровной и прямой спиной, довольная. «Та, которая передала белую мантию» звучало значительно лучше, чем «та, которая почти полностью разрушила Арену».