— И все же не понимаю, зачем Алена ушла из модельного агентства, где ее карьера складывалась просто великолепно?

— И зачем после этого пошла на панель? Где смысл этой рокировки?

— Какой смысл вы ждете от человека, чья воля подавлена специальными препаратами, произведенными с целью подавления его личности, норм морали и поведения?

— Но ты же сказал, что Алена не принимала их! — удивилась Кира.

— Не принимала, пока жила в общине, в семье. Ей это удалось, потому что нрава она была тихого. Вела себя незаметно. А никто специально за ней не следил, угощается она там во время молитвенных собраний или нет.

— Тогда нет, а потом вдруг стала принимать эти препараты?

— Да.

— И кто ей давал эту дрянь?

— Как — кто? А кто продал ее Каллиопе?

— Апостол? Все-таки он?

— Конечно, больше просто некому. Он не сразу узнал, что его блудная невеста готовится с легкой подачи его родного брата сделать карьеру супермодели.

— А когда узнал?

— Он был крайне возмущен. Он-то думал, что Алена давно пропала, сгинула на улицах бродяжкой. А тут вдруг выясняется, что она не только не пропала, но еще и преуспевает.

— И что?

— И так как господин Звенягин имел на своего младшего брата мощные рычаги давления, то заставил того отказаться от Алены.

— Какие рычаги?

— Деньги.

— Что?

— Ну да, деньги на свой модельный дом младший Звенягин получил от своего старшего брата. С долгом он еще до конца не рассчитался. И потому, чтобы не потерять свое обожаемое детище, свой модельный дом, был вынужден молча наблюдать, как старший забирает у него Алену.

— Митя сказал, что Алена сама от него ушла.

— Ну да, сама, — хмыкнул следователь. — Конечно, сама. Насильно ее из моделей никто не тащил и не гнал. Но только ушла она из этого бизнеса после того, как с ней пообщался господин Апостол. И в прямом смысле слова задурманил бедной девушке голову, полностью подчинив ее своей воле.

— И Митя не боролся за любимую? Вроде бы он был в нее влюблен!

— Возможно, — кивнул Еремей. — Возможно, что определенные теплые чувства к Алене он в самом деле испытывал. Но они не могли сравниться с его подлинной страстью. Он посвятил себя подиуму, стал апостолом красоты. И отказаться от того, что считал своим истинным призванием, он не мог. Даже ради Алены.

Леся слушала и становилась все печальнее.

— Как это бывает грустно, обманываться в тех людях, которые прежде клялись тебе в любви, — окончательно поникнув головой, произнесла она и вздохнула.

Кира кинула на нее косой взгляд. И тоже вздохнула. Она понимала, о чем, вернее о ком, печалится ее подруга. Здоровяк и бывший интернациональный воин Егор до сих пор никак не дал о себе знать. Он словно в воздухе растворился. И насколько знали подруги, спецназу не удалось обнаружить даже его следов. Впрочем, они особенно и не искали. Во избежание лишних вопросов и чтобы дать Егору фору для бегства, девушки утаили от спецназа, что с ними был еще один человек.

А когда оперативники и следователи начали допытываться, кто был тот мужчина, про которого они упомянули, когда призывали их на выручку, подруги просто сказали, что были так напуганы, сами не понимали, что говорят. Конечно, Леся понимала, что Егор не может дать о себе знать в целях собственной безопасности. И все равно ей бы очень и очень хотелось повидать этого парня. Пусть хотя бы еще только раз.

Через неделю подруг, как и обещали, все же выпустили из больницы. Видимо, в их крови совершенно не осталось ничего, что могло бы заинтересовать врачей. Или у тех и помимо подруг накопился богатый материал. Ведь члены общины также прошли полное медицинское обследование. Кое-кого задержали еще на некоторое время до полной ясности.

Но Митя — младший брат Апостола — оказался в числе счастливчиков. Его отпустили. Доказать, что он был в курсе всех преступлений брата, не удалось. И тот, едва оказавшись на воле, сразу же примчался к подругам.

Как ни странно, примчался с благодарностями. Он притащил им охапку белоснежных роз на тонких ножках, но с огромными ароматными цветками. Розы были хороши, словно со старинной картины. Уж на что подруги устали от букетов, которые им притаскивал Еремей, но при виде этих роз просто ахнули.

— Какая красота!

— Селекционеры специально вывели сорт, который бы напоминал английские розы эпохи старушки Елизаветы, — со знанием дела сообщил подругам Митя. — Думаю, что не ошибусь, если скажу, что всем надоели огромные палки и крохотные, какие-то восковые цветки на них. А эти… Они чудесные, правда?

— Замечательные!

— А как пахнут!

И девушки с жадностью втянули в себя чуть приторный аромат цветов. Поставленные в широкую хрустальную вазу, они вольготно и свободно раскинулись, наполняя комнату удивительным сиянием. Кроме цветов, Митя принес еще две большие коробки, перевязанные алой и серебряной лентой. Но распаковывать их пока не стал, а, сопровождаемый любопытными взглядами подруг, просто поставил их в сторону.

— Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче? — предложила гостю хлебосольная Кира, не в силах отвести глаза от коробок.

— Можно и покрепче. Тем более что я позаботился.

И Митя из очередного пакета извлек бутылку шампанского.

— Розы английские, шампанское французское, — заметила Кира. — А вы, Дмитрий, знаете толк в том, как получить от жизни максимум удовольствия.

Митя зарделся. И, ловко откупорив вино, разлил его по подставленным девушками бокалам и произнес:

— Вообще-то я пришел вас поблагодарить, — произнес он вместо тоста.

— Вы?

— Нас?

— Но за что?

— Вот именно, за что? Мы же все только испортили!

— Ничего вы не испортили. Все и так шло к развязке. Мой брат совсем потерял совесть. А после его смерти… Одним словом, если бы не вы, то я, уверен, вскорости последовал бы за братом, — объяснил им Митя.

— Последовали бы за братом? Что вы имеете в виду?

— Меня бы тем или иным образом устранили из общины, — произнес Митя.

— Так вы знали, каким нехорошим делом занимается ваш брат?

— Вы про торговлю девушками или о другом?

— И о том, и о другом.

— Ясно, — поник головой Митя. — Как вам сказать, конечно, я догадывался, что дела в общине обстоят, скажем так, не совсем благополучно.

— И ничего не предпринимали?

— Я не участвовал в делах общины. Это была целиком и полностью вотчина моего брата. А я занимался своим искусством.