Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Привязанность?
Очарованность?
Это никак не могло быть любовью.
Его челюсть напряглась.
– Ты ушла.
– Ну конечно я ушла. Я с самого начала знала, что из этого ничего не выйдет, и сегодняшний вечер это только подтвердил.
– Это?
Горло сдавило.
– Мы.
Он резко напрягся. Дождевая вода собиралась на его ресницах. Что-то мучительное заметалось в глубине его глаз.
– Что ты хочешь сказать? – В его словах зазвучал акцент, и почему-то это разорвало мою грудь пополам.
– Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать. – Я сглотнула. – Мы оба знали, что однажды это все закончится.
Он стиснул зубы.
– Для тебя, может, все и кончилось, но для меня оно не закончится никогда.
Легкие перехватило, и у меня вырвался болезненный вздох. Дождь усилился, отлетая от ближайшей мусорки и впитываясь в мою кожу. Я надеялась, что он скроет влагу, которой наполнялись мои глаза.
Почему ему надо было все усложнять? Я что, одна видела, что все это не имело смысла?
– Почему только я смотрю на ситуацию рационально?
– Потому что с тобой никогда не было все так запущено, как со мной. – Ни одной эмоции за этими словами. Только холодные, неопровержимые факты. Впрочем, что-то мелькнуло в его глазах, что-то уязвимое и выворачивающее душу наизнанку. Что-то, что я раньше видела в своих глазах. Что-то безответное.
– Когда я сказал, что не привык, я имел в виду, что не могу думать, когда речь идет о тебе. Мне не стоило говорить того, что я сказал, malyshka. Одна мысль о том, что кто-то тебя тронет, что кто-то заберет тебя у меня… – Его взгляд стал темным. – Сводит меня с ума.
Я поежилась, потому что ледяной дождь стекал мне под платье. Тепло его тела касалось моей кожи, словно я стояла возле костра. Я хотела шагнуть ближе, страх обжечься становился все более и более далеким.
Его большой палец коснулся моей щеки.
– Я обещаю, что больше никогда тебе такого не скажу.
Я вздохнула.
– Дело не только в этом, Кристиан, и ты это знаешь.
– С остальным разберемся. Но я тебя не отпущу. – Он стиснул зубы с пылающим взглядом. – Я не могу.
Он правда верил в то, что говорил.
По крайней мере в тот момент.
Часть меня знала, что это ничем хорошим не кончится.
Но потребность сдаться, сократить расстояние между нами и снова почувствовать его телом причиняла боль. Мысль о том, чтобы уйти и вернуться к холодной, блеклой жизни, которую я вела до него, вызывала тошноту.
По моей щеке скатилась слеза, и он стер ее пальцем.
– Я не знаю, что такое биоценоз, – тихо сказала я.
– Ты ничего не теряешь.
– Я не могу вести с тобой интеллектуальные беседы.
– Мне было чертовски скучно.
Последняя попытка спастись.
– Множество других женщин сделают тебя куда счастливее, Кристиан.
– Но я хочу только тебя.
Мы смотрели друг на друга, и какое-то густое, незнакомое чувство вскипало между нами. Всепоглощающее, словно паника, и тяжелое, словно потребность.
Он наклонился вперед и коснулся моих губ своими.
– Moya zvezdochka.
– Мне кажется, я простужусь, – выдохнула я.
Поняв, что я сдалась, он издал удовлетворенный стон и глубоко поцеловал меня, проникая языком в мой рот.
Я вздохнула и поежилась.
Отстранившись, он снял с себя пиджак и накинул мне на плечи. В памяти всплыл прошлый раз, когда он сделал то же самое. Та ночь, когда он отвез меня к Тузу после перестрелки пять лет назад.
Я не могла понять, как оказалась здесь.
Идя по тротуару в пиджаке этого продажного федерала и держа его за руку.
Но теперь я боялась даже подумать, что со мной бы стало, если бы его никогда не было рядом.
Глава тридцатая
Джианна
Когда мы добрались до его квартиры, я была насквозь промокшая и дрожала от холода. Он отвел меня в ванную, где полностью раздел. Какая-то тяжелая, безымянная эмоция висело в воздухе, но мы оба знали, что сделаем только хуже, если заговорим.
Может, любовь и была раздражающим, неуловимым словом, которое я никогда не понимала, но я знала, что в тот момент любила то, как его руки ощущались на моем теле, и то безраздельное внимание, которое он уделял мне, ухаживая за моими волосами и телом, словно я была единственной женщиной, которую он когда-либо видел. Словно я была идеальной.
Он надел на меня одну из своих футболок и отнес в кровать, обхватив рукой за талию. Глаза и конечности казались тяжелыми от сонливости, но события этой ночи вызвали отчаянную потребность почувствовать его в себе. Я потерлась о его эрекцию, зная, что у него встал до того, как мы зашли в душ.
Он издал сдавленный вздох, а потом поймал меня за бедро и остановил.
– Поспи, malyshka.
Мне хотелось знать, почему он отказывался, хотя очевидно хотел меня, но я была слишком уставшей, чтобы настаивать. Я поворочалась и уснула, уткнувшись лицом в его грудь, позволив запустить руку в мои волосы.
Следующие несколько ночей прошли таким же образом.
Уходя утром, он просил меня остаться и приготовить ему ужин. Видимо, в глубине души я была антифеминисткой, потому что именно это я и делала. Очень быстро стало понятно, что, каким бы аккуратным и дотошно организованным ни было все вокруг, я любила проводить время в его пространстве и ждать чего-то, например возможности что-нибудь ему приготовить.
А вот что я не любила, так это тот факт, что он перестал со мной спать.
Прежде чем наши поцелуи и разгоряченный петтинг могли зайти достаточно далеко, он всегда отстранялся, а потом я слышала:
– Спи, malyshka. Я устал.
Этот мужчина не уставал. Он спал в среднем по три часа в сутки. Обычно я просыпалась посреди ночи, только чтобы обнаружить его сидящим на кухне, уткнувшимся в ноутбук или перебиравшим бумаги. Он выглядел таким сексуальным в три утра, что я не могла удержаться и залезала к нему на коленки, целуя его в губы и в шею до тех пор, пока он не начинал раздраженно ворчать и не говорил мне тащить свою задницу обратно в постель.
На третью ночь я скрестила руки на груди и отказалась идти с ним в постель. Он хмыкнул, поднял меня с дивана и сам отнес в спальню.
Я раздраженно вздохнула, простонала:
– Чувствую себя использованной. – И перекатилась набок.
В его голосе засквозило удивление.
– Это еще почему?
– Ты ешь мой ужин, а потом даже не