Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он засмеялся. Его смех был таким теплым и глубоким, что на него невозможно было злиться.
Обычно он возвращался из спортзала и ходил в душ еще до того, как я успевала проснуться. Но пару раз я вставала, чтобы сходить в туалет, и находила его бреющимся у раковины.
– Мне пописать надо, – сказала я ему.
– Ну так писай. – Он не сдвинулся с места.
Я помедлила.
Не то чтобы я стеснялась естественных процессов своего тела, но, когда уселась на унитаз и стала писать прямо перед носом у Кристиана Аллистера, это ощущалось чем-то таким запретным, что мне хотелось скукожиться. А еще, возможно, меня это слегка возбуждало. Он бросил на меня насмешливый взгляд, когда я закончила, и я глупо покраснела, поняв, что он, вероятно, прочел все извращенные мысли на моем лице.
Закончив с этим делом, я забралась на раковину и села перед ним, свесив ноги по обе стороны от него, откинувшись на руки и наблюдая за его уверенными движениями бритвой.
Он дернул уголком губ.
И тут я поняла, что люблю то, как он бреется.
На нем не было рубашки и вообще какой-либо одежды, за исключением белых трусов. Опустив взгляд на его татуировки, я коснулась розы на груди.
– Что она означает?
Он на секунду замер, прежде чем продолжить свое занятие. В тот момент мне бы хотелось уметь читать мысли, чтобы понять, почему он так не хотел делиться со мной этими вещами.
– Она значит, что мне исполнилось восемнадцать в тюрьме.
Я сдержала удивление от того, что он мне ответил без сопротивления, и принялась обводить контур розы пальцем.
– Сколько тебе было, когда ты вышел?
– Девятнадцать.
Мне было всего девять, когда он впервые попал в тюрьму, и четырнадцать, когда он из нее вышел. Мое детство было далеко от идеального, но я начинала подозревать, что в этом человеке было гораздо больше глубины и тьмы, чем я думала.
Мои пальцы спустились ниже, к ребрам и к татуировке, которую раньше не видела. Это было созвездие, я узнала его угловатую форму. Когда-то я искала его через телескоп, после одного вечера на террасе. Андромеда. Эта татуировка выглядела темнее и новее остальных.
– Когда ты набил эту?
Вместо ответа он поцеловал меня, слегка прикусив нижнюю губу. Невесомый жар разлился под моей кожей, и это было единственным ответом, который был нужен.
– Откуда ты столько знаешь о звездах? – спросила я.
– Читал. Много. В тюрьме больше нечем заняться.
– И ты помнишь все, что прочитал?
– По большей части.
Неудивительно, что он так идеально выучил английский – черт, да он знал его лучше меня. Казалось невероятным, что этот человек большую часть своих знаний получил из книг, будучи запертым в российской тюрьме. Мне было интересно, за что его посадили, но я ни за что не стала бы его об этом спрашивать. Я давно научилась не лезть в дела мужчин. Если ты ничего не знаешь, не придется врать, когда станут допрашивать. Плюс есть некоторые вещи в жизни мужчин, о которых женщины вообще знать не хотят.
– А когда ты приехал в США?
– На следующий день после того, как вышел.
Я поцеловала его грудь, подняла взгляд и шутливо сказала:
– Уверена, на границе очень обрадовались твоему заявлению.
В его глазах заиграло удивление.
– За мной ничего не числится, malyshka. Я хорош в технике. Могу узнать, где сейчас завтракает президент, сделать фото, анонимно запостить его в соцсетях – и все это не выходя из кухни.
Мои глаза расширились.
– То есть ты хочешь сказать, что, если где-то рядом со мной есть хоть одна камера, ты можешь меня найти и наблюдать за мной через свой компьютер?
– Да.
– Но ты ведь этого не делал, правда?
– Это было бы аморально с моей стороны.
– Да, именно, – с напором сказала я.
Гений и преступник в одном флаконе. Ужасающее сочетание.
Я решила больше не копать в ту сторону.
– А ты не скучал по семье, уезжая в другую страну?
И вот тут я уперлась в бетонную стену.
Его пресс едва заметно напрягся под моими руками, а голос похолодел.
– Мне пора, malyshka.
Это, вне всякого сомнения, было окончанием разговора. Все равно довольная тем, что успела добыть, я спрыгнула с раковины и пошла обратно в кровать.
Тем вечером я была настолько возбуждена, что решила действовать хитрее. Я надела самое сексуальное белье, какое у меня только было, и пару высоких вязаных носков. Я как раз готовила ужин, когда он пришел домой. Он замер, и глаза его потемнели при виде меня.
Он сел за остров, ослабил галстук и прищурился.
Я сбила его распорядок.
Его горячий взгляд следовал за мной по всей кухне. Я намеренно наклонялась медленнее и чаще, чем было нужно. Если какую-то битву между нами мне и было суждено выиграть, то это определенно была она.
Мы ели в уютной тишине, но я даже не чувствовала вкуса еды, потому что его взгляд заставлял каждое нервное окончание искрить под моей кожей. Он помог мне сполоснуть посуду и убраться на кухне. А потом взял мое лицо в ладони и мягко поцеловал.
– Спасибо за ужин, malyshka.
И вот тогда я поняла, что люблю его нежную сторону.
Я сидела у него на коленях, а он игрался с моими волосами, пока мы смотрели какие-то политические дебаты по телевизору. Я не могла даже притворяться, будто следила даже за секундой происходящего, потому что его стояк упирался мне в зад. Часть меня знала, что он делает, воздерживаясь от меня. Мне это не нравилось. От этого в груди было тяжело и тесно. И меня это нервировало.
Где-то между началом и концом я села на него верхом, запустила руки в его волосы, и вот уже мои губы раздвигали его, впуская мой язык в его рот.
Он застонал.
Поцелуй стал глубже, и я потерлась об его эрекцию. Я была так возбуждена, что перед глазами все плыло, кровь пылала, и я была уверена, что его брюки уже промокли от контакта со мной.
– Боже, как я хочу тебя, – выдохнула я ему в губы.
Он издал мучительный стон и отстранился. Его палец скользнул по моей щеке, в глазах отражалась борьба.
– Скажи это еще раз.
Я качнула бедрами, прижимаясь к нему, и в моем голосе зазвучало отчаяние.
– Я ужасно сильно тебя хочу.
– Почему? – хрипло спросил он.
– Потому что… – я вздохнула, ища причину, а потом озвучила свою первую мысль: – Потому что это