Право, только тем, что все мои мысли были затуманенынависшей над отцом бедой, и можно объяснить мое легковерие и глупость!

Итак, мы вылетели из Турина в Париж и уже скоро приземлилисьв Руасси, едва живые от болтанки. Правда, все неприятности мгновенно былизабыты, едва только я увидела сквозь окошко, что к нам едет автомобиль, вкотором сидит не только Зандстра, но и мой отец!

Итак, все же удалось добиться его освобождения под залог,тем более что у следствия уже возникли сомнения: а имело ли вообще местоубийство? Никаких следов яда в организмах Анны и Максима обнаружено не было, асмерть того и другого произошла по одинаковой причине – в результатесильнейшего сердечного спазма.

Они лежали в одной постели, и их позы, их обнаженные тела неоставляли сомнения в том, для чего они в эту постель легли. Для страсти, длянаслаждения! Однако их поразила смерть… поразила обоих в самый разгар ласк.

Теперь, спустя годы и годы, я понимаю, что лучшей кончиныдля двух любящих просто не существует. Невозможно вообразить смерть прекраснее!Но в ту пору, когда я вспоминала возраст моей мачехи (а ей было пятьдесят тригода) и возраст ее любовника (он был вдвое моложе ее, а может быть, даже большечем вдвое), случившееся казалось мне невероятно постыдным и оскорбительным.Хотя вот что поражало: никто, кроме меня, словно бы не видел в этом ни стыда,ни оскорбления – даже отец. Никто не отзывался об этом с насмешкой – дажеследователи, а уж бульших циников, бульших любителей поглумиться надучастниками всех и всяческих crime de passionne,[27] чемфранцузские следователи, я просто вообразить не могу! Такое впечатление, чтоони относят любовь к разряду явлений противоестественных: весь мир в ихпредставлении состоит из ненависти одной человеческой особи к другой…

А впрочем, зная особенности их ремесла, кто их осудит?

Но, повторяю, этот случай стал исключением… Не знаю, почему.Как-то я уловила обрывок разговора, в котором часто звучали слова la belle dameunique… изумительная красавица… О ней шла речь? Да неужели и после смерти онапродолжала очаровывать мужчин? La belle dame, кто спорит, но разве они непонимали, что это была самая настоящая la belle dame sans merci, прекраснаядама без пощады, воспетая еще трубадурами, а потом и Брюсовым, причина погибелимногих и многих влюбленных в нее?!

Ладно, оставим это.

Итак, хотя возраст Анны, встретившей свое последнеемгновение в разгар любовного безумства, следователей и не возмущал, они все жепринимали его во внимание и рассуждали так: если бы скончалась от сердечногоспазма только la belle dame, эту смерть вполне можно было счесть естественной.Однако кончина молодого, полного сил мужчины, который прожил едва четвертьвека… У Максима было совершенно здоровое сердце. Кстати, и у Анны, если на топошло, тоже.

Казалось бы, это вполне могло быть следствием отравления –добровольного (версия общего самоубийства тоже рассматривалась) илинасильственного.

Проще было бы, конечно, остановиться на том, что этосамоубийство. То, что Анна совершенно потеряла голову от Максима, было известновсем. Она влюбилась в него пылко, бесповоротно… очевидно, такая пылкость была унее в крови, потому что отец, вспоминая ее прежние увлечения, говорил, что онаи раньше влюблялась только «смертельно», иначе просто не могла, не умела.Странным образом, даже и это воспринималось всеми, и в том числе моим отцом (даи мной, если на то пошло, правда, я это от себя тщательно скрывала), как нечтовполне естественное. Ну что ж, душевные порывы сильных, величавых натур немогут быть мелкими! Коль любить, так без рассудка, я ведь и сама всю жизньлюбила именно так…

Итак, версия совместного самоубийства любовников весьмаоблегчила бы всем жизнь – прежде всего дознанию. Наверняка к ней следователи исклонились бы, кабы их не будоражила Мия.

Та самая Мия, сестра Максима.

Она клялась всеми клятвами и не ленилась сообщать всем, ктоготов был слушать, что брат ее вовсе не был влюблен в Анну, что спал с неютолько ради денег, которыми она его осыпала, понимая, что без денег Максим и всторону ее не глянет, что он мечтал от нее избавиться, а не умирать в ееобъятиях!

Отец, постаревший, неузнаваемый, отвечал на вопросыследствия очень сдержанно и, как ни тяжело ему было, защищал свою распутнуюжену… защищал в ней женщину. Он говорил, что страсть Анны и Максима былавзаимной, хоть и любила его Анна гораздо сильнее, но дело тут не только вденьгах, что Максим вполне мог бы решиться – пусть под влиянием минуты,опьянения! – умереть вместе с ней… Отца слушали с сочувствием, но неслишком-то верили: ведь ему, как основному подозреваемому, версия самоубийстваочень выгодна, это было бы для него спасением!

Меня поражало, почему следствие так крепко вцепилось в отцаи не ищет других виновных. Да мало ли какие враги имелись у моей покойноймачехи! Та же Мия! Та же Настя Вышеславцева, которая чуть ли не на панель былавынуждена пойти после того, как ее выгнала Анна. И пошла бы, наверное, датолько никому она, малокровная, невзрачная, не глянулась бы! От потрясения унее даже голос пропал, поэтому, после долгих мытарств, она устроиласьполомойкой в какую-то захудалую харчевню, жила чуть ли не щедротами добрыхлюдей… правда, потом ее удалось пристроить в хороший госпиталь сиделкой. Я обее судьбе в ту пору ничего не знала, а узнала уж потом, когда увидела на похоронахМаксима, рядом с Мией…

Кстати сказать, а Мия Муравьева?! Разве она не годилась нароль преступницы? Разве она не могла убить Анну, которую ненавидела лютейлютого? И за то, что отвергла ее любовь, и, главное, за то, что приковала ксвоей юбке Максима! Если кого из мужчин Мия и была способна любить, то лишьтолько своего безвольного, хоть и обворожительного братца, и из ревности быласпособна на все.

Впрочем, думая так, я прекрасно понимала, что и Настя, иМия, и многие другие, имевшие те или иные счеты с моей мачехой, во-первых, несмогли бы поднять на нее руку (Мия уж куда ни шло, ладно, в состоянии аффекта,то да се… а уж трусливая, бесцветная как внешне, так и внутренне Настя… да ни вжизнь!), а во-вторых, уж коли решились бы на такое преступление, то расправилисьбы с одной Анной. За что убивать безобиднейшее на свете существо – красавцаМаксима? Для Мии брат вообще был кумиром, его смерть их с матерью чуть самих вмогилу не свела.

А вот оскорбленный муж вполне мог убить жену с любовникомвместе.