Я проводила его до двери.

– Спасибо, что ты там оказался, даже если ты за мнойследил.

Он вытащил простую белую визитку с телефоном на обороте. И все– ни имени, ни эмблемы фирмы.

Но какая нужна эмблема? Окровавленный кинжал или дымящийсяпистолет?

– Если я буду нужен, позвони по этому телефону.

До сих пор Эдуард никогда не давал мне телефона. Он был какпризрак – появлялся, когда хотел, и не появлялся, если не хотел. Номер можноотследить. Он много мне доверял с этим номером. Может, он меня и не стал быубивать.

– Спасибо, Эдуард.

– Один совет. Из людей нашей профессии редко получаютсяхорошие спутники жизни.

– Знаю.

– Чем он занимается?

– Учитель в средней школе.

Эдуард только покачал головой.

– Что ж, желаю удачи.

И удалился, пустив эту парфянскую стрелу.

Я сунула карточку в карман платья и вернулась к Ричарду. Да,он преподаватель естественных наук, но еще он сшивается возле монстров. Онвидел, сколько там грязи, и это его не очень смущает. А меня? Одно свидание – иу меня уже куча проблем, которых могло бы и не быть. Может, мы невзлюбим другдруга с первого вечера. Такое у меня уже бывало.

Я глядела на голову Ричарда и думала, такие ли мягкие этикудри, как кажутся. Внезапная тяга. Неудобное чувство, но не такое ужнезнакомое... Ладно, мне лично незнакомое.

Ногу пронзила внезапная боль. Ту самую ногу, которую укусиланедоделанная ламия. О Боже, нет! Я прислонилась к столу. Ричард озадаченно наменя смотрел.

Я отбросила подол платья. Нога распухала и багровела. Как яэтого не заметила?

– Я тебе говорила, что сегодня меня укусила ламия?

– Ты шутишь! – сказал он.

Я покачала головой:

– Кажется, тебе придется везти меня в больницу.

Он встал и увидел мою ногу.

– О Боже мой! Сядь!

Меня бросило в пот. А в квартире жарко не было.

Ричард помог мне добраться до дивана.

– Анита, ламии вымерли уже двести лет назад.Противоядия не будет ни в одной больнице.

Я посмотрела на него пристально:

– Кажется, наше свидание отменяется.

– Нет, черт возьми! Я не буду тут сидеть спокойно исмотреть, как ты погибаешь. Ликантропы к яду нечувствительны.

– Ты предлагаешь мчаться к Стивену, чтобы он меняпокусал?

– Вроде того.

– Я лучше погибну.

Что-то мелькнуло в его глазах при этих словах, но я неразобрала, что именно. Может быть, боль.

– Ты серьезно?

– Да. – Тошнота накатила на меня волной. – О Господи,тошнит!

Я попыталась встать и добраться до ванной, но свалилась набелый ковер, и меня стало рвать кровью, и рвало, пока я не опустела. Ричардподнял меня и отнес на диван. Передо мной был узкий туннель света в темноте, итемнота поглощала свет, и я не могла ее остановить. Я начинала куда-тоуплывать, и это не было больно. Даже страшно не было. Последнее, что я помню,был голос Ричарда:

– Я не дам тебе умереть!

Отличная мысль.

Сон начинался. Я сидела посередине огромной кровати подбалдахином. Он был из тяжелого синего бархата, цвета полночного неба. Ибархатное покрывало мягко поглощало мои руки. Я была одета в длинный белыйкапот с кружевами на воротнике и рукавах. У меня никогда такого не было. И ни укого в нашем веке не было.

Стены были в синих и золотых обоях. Горел огромный камин, итени от него танцевали по комнате. В углу комнаты стоял Жан-Клод, залитыйоранжевыми и черными тенями. Он был одет в ту же рубашку, что и в последнийраз, полупрозрачную на груди.

Он подошел ко мне, и отблески огня танцевали в его волосах,на лице, сияли в глазах.

– Почему вы в этих снах никогда не наденете на менянормальной одежды?

Он остановился:

– Вам не нравится этот капот?

– Ни хрена он мне не нравится!

Он чуть улыбнулся:

– Вы всегда умеете выбирать выражения, ma petite.

– Черт возьми, перестаньте меня так называть!

– Как хотите, Анита.

В том, как он это произнес, было что-то, что мне совсем непонравилось.

– Что вы задумали, Жан-Клод?

Он стоял рядом с кроватью и расстегивал верхнюю пуговицу усебя на рубашке.

– Что вы делаете?

Еще одна пуговица, еще одна, и он вытащил рубашку из штанови сбросил на пол. Его обнаженная грудь была лишь чуть белее моего одеяния.Соски у него были бледные и твердые. Полоска черных волос, начинавшаяся у негона животе и исчезавшая в штанах, меня зачаровывала.

Он полез на кровать.

Я отпрянула, прижимая к себе белый капот, как героиняплохого викторианского романа.

– Так меня не соблазнить!

– Я чувствую ваше вожделение на вкус, Анита. Вы хотитеузнать, каково ощущать мою кожу обнаженным телом.

Я сползла с кровати.

– Оставьте меня в покое ко всем чертям! Я серьезно!

– Это же просто сон, Анита. Неужели вы даже во сне неможете позволить себе вожделеть?

– С вами никогда не бывает просто сон.

Вдруг он оказался передо мной, а я не видела, как онпереместился. Его руки сомкнулись у меня за спиной, и мы оказались на полуперед камином. Отсветы пламени танцевали на его обнаженных плечах. Его кожабыла белой, гладкой, безупречной – и такой мягкой, что хотелось трогать еевечно. Он был на мне, его тяжесть давила сверху, прижимая меня к полу. Я ощущалаконтуры его тела, сливающиеся с моими.

– Один поцелуй, и я вас отпущу.

Я глядела в его полуночно-синие глаза в паре дюймов от моих.И не могла говорить. Я отвернулась, чтобы не видеть этой совершенной красоты.

– Один поцелуй?

– Мое слово, – шепнул он.

Я повернулась к нему:

– Ваше слово не стоит гроша ломаного!

Его лицо было прямо над моим, губы почти соприкасались.

– Один поцелуй.

Мягкие, нежные губы. Он поцеловал меня в щеку, губыскользнули по ней, коснулись шеи. Его волосы щекотали мне лицо. Я думала, чтовсе кудрявые волосы жесткие, но эти были мягкие, как у младенца, шелковые.