– Вообще-то, она не обращает на них внимания, если нет причины. У нее есть тысячи других дел, куда интереснее…

– Намного интереснее! – прервал ее безликий голос. – Минни, ему не нравятся девственницы. Я сказала ему, что я тоже из их числа. Подтверди, сестренка: мне хочется, чтобы он убедился раз и навсегда.

– Тина, не издевайся над ним.

– Почему бы и нет? Над мужчинами приятно издеваться – они так забавно дергаются, стоит их задеть за больное место. Если честно, не понимаю, что Хейзел в нем нашла. Полная бестолочь.

– Тина! Полковник, Афина сказала тебе, что она компьютер?

– Что?

– Афина – компьютер. Она контролирует всю планету; другие компьютеры – просто неразумные машины. Афина управляет всем, как некогда Майкрофт Холмс управлял всем на Луне. Хейзел рассказывала тебе о нем, я знаю. – Минерва слегка улыбнулась. – Поэтому Тина вправе говорить, что она девственница. Формально это так, компьютер не может вступать в плотскую связь…

– Но я все знаю об этих связях!

– Да, сестренка… если речь о мужчине. Но когда она переместится в тело из плоти и крови, став человеком, то формально перестанет быть девственницей: ее плева атрофируется на этапе развития плода, а любая остаточная ткань будет удалена еще до того, как сформируется тело. Так же было и со мной.

– Ты, видать, совсем из ума выжила, Минни, если Иштар тебя уболтала. Но со мной такое не пройдет. Я решила, что у меня все будет как полагается. Настоящая девственность, а затем дефлорация, ритуальная и физическая. А если получится, даже платье невесты и свадьба. Как думаешь, сумеем убедить Лазаруса?

– Сильно сомневаюсь. С твоей стороны это было бы глупой ошибкой. Ненужная боль при первом сношении – и то, что должно доставлять лишь радость, породит дурные привычки. Сестренка, секс – главный довод в пользу того, чтобы стать человеком. Зачем портить себе удовольствие?

– Тамми говорит, что это не так больно.

– Зачем вообще делать себе больно? В любом случае ты не уговоришь Лазаруса на официальную свадьбу. Он обещал, что ты войдешь в наше Семейство, и не более того.

– Может, привлечь полковника Зеро в качестве добровольца? Тогда он будет многим мне обязан, а Морин говорит, что на жениха все равно никто не обращает внимания. Что скажешь, солдатик? Только представь, какая честь – быть моим женихом на шикарной июньской свадьбе. Подумай, прежде чем ответить.

У меня звенело в ушах, я ощущал, как приближается головная боль. Быть может, стоит закрыть глаза, и я вновь окажусь в своем холостяцком жилище, в «Золотом правиле»?

Я попробовал сделать это, потом снова открыл глаза.

– Отвечай, – настаивал бестелесный голос.

– Минерва, кто пересадил мой маленький клен?

– Я. Тамми сказала, что ему не хватает места, он не сможет дышать, а тем более расти, и попросила меня найти горшок побольше. Я…

– Это я его нашла.

– Тина нашла горшок, и я пересадила деревце. Видишь, каким счастливым оно выглядит? Выросло на десять с лишним сантиметров.

Я посмотрел на деревце, потом посмотрел на него еще раз.

– Сколько дней я провел в этой больнице?

Лицо Минервы внезапно стало непроницаемым.

– Ты не сказал, какого размера бронтозавра ты хочешь на завтрак, – произнес голос Тины. – Наверное, лучше приготовить маленького: у старых ужасно жесткое мясо. По крайней мере, все так говорят.

Десять сантиметров… Хейзел говорила, что навестит меня утром. Утром какого дня, дорогая? Это было две недели назад? Или больше?

– Не такое уж жесткое, если его хорошенько провялить. Но мне не хочется ждать, пока мясо дойдет. С вафлями тоже задержка?

– Вовсе нет, – ответил голос Тины. – Вафли здесь подают редко, но Морин знает о них все. Она говорит, что выросла всего в нескольких километрах от тех мест, где рос ты, и почти в то же самое время, плюс-минус столетие. Видишь, она знает, к какой еде ты привык. Морин рассказала мне все о вафельницах, и я экспериментировала до тех пор, пока не сделала такую, какую она хотела. Сколько вафель ты можешь съесть, толстячок?

– Пятьсот семь.

Последовала короткая пауза, затем Тина спросила:

– Минерва?

– Не знаю…

– Но, – продолжал я, – сейчас я на диете, так что обойдусь тремя.

– Не уверена, что хочу видеть тебя своим женихом.

– В любом случае ты не посоветовалась с Хейзел. С моей женой.

– Это не проблема: мы с Хейзел дружим уже много лет. И если ты мне понадобишься, она тебя заставит. Правда, я не очень уверена насчет тебя, малыш Дикки: слишком уж ты переменчив.

– Гм… «малыш Дикки»? Вы знаете моего дядю Джока? Джока Кэмпбелла?

– Серебристого Лиса? Знаю ли я дядю Джока? Мы не станем его приглашать, Дикки, иначе он будет требовать jus primae noctis[67].

– Его придется пригласить, госпожа Тина, – он мой ближайший родственник. Ладно, выступлю в роли жениха, а дядя Джок позаботится о том, чтобы дефлорировать новобрачную. И дело с концом.

– Минерва?

– Полковник Ричард, думаю, Афине не стоит этого делать. Я знаю доктора Джока Кэмпбелла много лет, а он знает меня. Если Афина не бросит свою глупую идею, доктор Кэмпбелл не должен стать у нее первым. Может, через год-другой, когда она будет знать… – Минерва пожала плечами. – Это свободные люди.

– Тина может все решить, поговорив с Хейзел и Джоком. Идея ведь не моя. Когда должно свершиться это преступление?

– Очень скоро. Клон Афины почти созрел. Примерно через три твоих года.

– Я думал, речь идет о следующей неделе. Тогда можно не беспокоиться – вдруг к тому времени ишак сдохнет.

– Какой еще ишак?

– Осел. А теперь о вафлях. Госпожа Минерва, не разделите ли со мной трапезу? Не могу смотреть, как вы стоите, пуская слюни и умирая от голода, пока я купаюсь в вафлях.

– Я уже завтракала…

– Очень жаль.

– …но это было несколько часов назад, и я с удовольствием попробую вафли – их хвалили и Хейзел, и Морин. Спасибо, принимаю предложение.

– А меня вы не пригласили?

– Моя будущая юная невеста Тина, если вы исполните свою угрозу, мой стол станет вашим, и приглашение к нему выглядело бы тавтологично чрезмерным избытком излишних повторов, которые могут показаться оскорбительными. Морин говорила, как следует подавать вафли? С топленым маслом, кленовым сиропом и хрустящим беконом… плюс фруктовый сок и кофе. Сок должен быть ледяным, остальное – горячим.

– Три минуты, красавчик.

Я уже собирался ответить, когда иллюзорная стена вновь расступилась и вошел ребе Эзра. Именно вошел – на костылях, но на двух ногах.