Переодевшись и собрав волосы в хвост, я нашла на кухне ненужную банку, налила туда воды и, опять подчиняясь «нутру», опустила в воду цепочку-«солнышко». Амулет, что характерно, ко дну не пошёл, змеёй замерев посередине, а вода заискрила золотом, словно её коснулись солнечные лучи. И банка нагрелась.

Тихо хлопнула входная дверь, и послышались шлепки сброшенной обуви. Я достала из ящика комода несколько старых книг и обустроилась на полу. Бахтияр при виде меня аж споткнулся.

– Не пойдёшь, – догадался он сходу.

– Бумагу давай, – отмахнулась я, – и Марьяне позвони.

– Звонил, – заклинатель тоже сел на пол, – сказала, примчится. Как только – так сразу.

И у меня внутри со вздохом развязался тугой узел напряжения и подозрения. Один из – но самый важный. Она не… Слава богу, не она…

– Подозревала? – прозорливо заметил Бахтияр, раскатывая ватман и придерживая края, пока я прижимала их книгами. – Я тоже. Но если эта ведьма в чём-то и замешана, то её не раскусить. Не нам. Дети отступников – это… дети отступников. Не пойдёшь.

Я промолчала, с удовольствием переваривая и усваивая облегчение. Ватманов заклинатель взял с запасом, поэтому прежде картины я взялась рисовать другое важное «произведение» – план могильника. Чёрной ручкой, подписывая залы – цвет факельного огня, количество и особенности барельефов. Бахтияр молча наблюдал за моей работой, а когда я закончила, посмотрел очень красноречиво – с сожалением, с сочувствием. И с пониманием. Да, если не приду на встречу – проклятая не отцепится.

– В отличие от вас, я под защитой от любой враждебной нечисти, – я сдвинула книги, высвобождая рисунок. – У меня есть бабушкино «солнышко». Ты же наверняка из Вовчика всё вытянул, да? Ну вот. Значит, знаешь, что за таинственный оберег на мне никто не мог найти. Держи. Изучай.

– А фонари… – он нахмурился, быстро скользя взглядом по листу.

– Один – вот этот, – я ткнула в план, – точно как в парке, который на крылья указал. Думай, – добавила, раскладывая кисти. – Они связаны?

Бахтияр думать не стал – он вооружился телефоном.

– Три точки, – пробормотал заклинатель, явно шуруя по просторам интернета, – два фонаря… – и загнул край ватмана, взял ручку и начал быстро чертить схему.

Я глянула на него искоса и подготовила второй лист, открыла коробку с красками и ощутила внутренний трепет – смесь страха, предчувствия, волнения перед… А вот неуверенности не было. Лишь готовность. Почти полная и почти же боевая, да.

– Точно два фонаря? Не три?

– Точно, – я прищурилась, мысленно деля лист пополам.

– Или третий ты не заметила? – Бахтияр что-то чиркал на листе.

– Или, – я окунула кисточку в банку с водой. Рука дрогнула раз-другой, но вспомнила нужные движения и расслабилась.

Я рисовала тонкой кистью, используя только чёрную краску, сразу начисто, силуэтами. Ведьма в вихре бумаг. Фонарь с кружащими у стекла крыльями. Кольцо идолов вокруг. Зеркало напротив ведьмы. Образ в зеркале – смутное отражение. Моё.

– В городе есть ещё два таких же фонаря, – возбуждённо заметил заклинатель, шурша ручкой по ватману, – возле «Млечного пути» и в том микрорайоне, как его…

– Новая Заря, – склонившись к рисунку, я создавала над ведьмой сумерки. – Если они одновременно вспыхнут, то лучи соединятся между собой, образуя треугольник. Всего лишь периметр для поисков двери.

– Откуда знаешь? – Бахтияр уставился на меня.

Я пожала плечами и взболтала кисточкой воду. Оная, кстати, не темнела – чёрная краска растворялась в золотых бликах.

– А если, включенные, они укажут в одну точку?

– Зачем тогда располагать их в виде чёткого треугольника? – я убрала за ухо прядь волос и приступила ко второй части рисунка.

– Но, очертя периметр, они могут и на центр указать, – выдвинул следующую теорию Бахтияр, пошуршал пакетом и прямо на плане тайника расстелил новую, явно только что купленную карту города.

– И зачем тебе третий фонарь в могильнике?

Он не ответил – тоже занялся рисованием, но на карте.

Ведьма в кресле – по ту сторону зеркала, нечисть с крыльями-осколками рядом, амфитеатр свечей по периметру… И туман – обнимающий ноги ведьмы с бумагой и обтекающий идолов, сочащийся сквозь зеркало и струящийся вдоль свечей, чтобы свернуться клубком у ног фигуры в шляпе, сидящей в кресле. Да, чёрный – вернее размыто-тёмно-серый.

– В схроне есть и другие помещения, – сделал неожиданный вывод заклинатель, – и коридор должен быть здесь. Или тебе его не показали, или ты не заметила второпях.

Я отвлеклась от своей картины и увидела, как он торопливо чертит коридор от зала с колоннами, а потом проводит две линии, создавая треугольник. С третьим фонарём.

– Всё? – он вопросительно поднял брови.

И насторожился. Напружинился. Глаза заволокло тьмой, на руках появились «перчатки». Я огляделась, но ничего страшного не увидела. Зато почувствовала – как во сне с идолами. Тёмную силу – необъяснимым глубинным страхом, от которого внутри всё сжималось, кожа покрывалась мурашками, к горлу подкатывала тошнота. И становилось плохо – просто очень плохо без видимых причин.

– Рада, заканчивай. Быстро! – Бахтияр уже был на ногах и у окна.

Тревожно хлопнула балконная дверь. Я судорожно схватилась за кисточку, повернулась к картине и не сразу поверила своим глазам. Она… светилась. Нет, не так. Она чадила тьмой. Чёрная краска словно дымилась. И те, кто… в теме – те поняли. Почувствовали. И пришли. Давненько на меня не нападала запрещённая стародавняя нечисть… Ведьмы с заклинателями многих разогнали, но, видать, не всех.

За окном потемнело, в комнате стало пасмурно. Лихорадочно полоща кисточку в банке с водой, я смотрела на рисунок и вспоминала «эскиз» – всё ли на месте, всего ли хватает?.. Ведьма, идолы, нечисть, зеркало, крылья, фонарь, туман… Вроде готово.

Оставив кисточку в банке, я осторожно поднесла ладонь к «дымящейся» ведьме, сосредоточилась и спросила мысленно: «Что дальше?». И услышала эхом внутреннего голоса: «Зеркало».

Пока я хлопала ящиками комода, ища скотч и ножницы, вернулся заклинатель – чёрный-чёрный… как из известной старой страшилки. Как у обычных людей от волнения и напряжения к коже приливает кровь, так и у Бахтияра случился явственный прилив силы. Взъерошенные седые волосы – единственное светлое пятно, даже одежда, кажется, потемнела.

– Зеркало… – нервно пояснила я.

Он молча подхватил ватман и рванул в коридор, процедив: «Живо!» У меня тряслись руки, я роняла то ножницы, то скотч, но Бахтияр, растянув картину вдоль зеркала, больше не сказал ни слова. Лишь косился так, что я невольно ускорялась.

А когда дело было сделано, рисунок ожил. Закружились бумажные листы вокруг ведьмы, задвигались ассиметрично крылья, потёк на пол чёрный туман. И силуэт в зеркале, повернувшись к нам спиной, шагнул вперёд – в картину. Открывая проход.