— Бурмакин, посолонь на четверть, — скомандовал Федя и наклонился к переговорной трубе: — Машина, сбавь обороты!

Он видел, что в разбитых окнах товарного яруса «Бирюзы» вспыхивают частые проблески винтовочных выстрелов, а на галерее искрят пулемёты — все, кто был на скотовозе, вели огонь по «Руслу», имело это смысл или нет.

Два парохода, буксир и скотовоз, посреди реки ожесточённо поливали друг друга свинцом, будто через фарватер полосовали длинными кнутами. Изредка мощно рявкало орудие. Сражение на сокращающейся дистанции по сути являлось испытанием на прочность — кто первым изнеможет? Солнечные блики на пёстрых волнах казались лоскутьями света, разбросанного взрывами.

Феде невыносимо было смотреть на «Бирюзу» — как на корову, которую заживо рубят на мясо. А ведь любой пароход — это ещё и его пассажиры… Федя оглянулся на Николу, но тот словно всё отрицал: «Вы сами попросили».

«Бирюзе» в бою доставалось гораздо больше, чем «Руслу», и дело было не только в пушке «чебаков». Высокий двухпалубный скотовоз оказался куда уязвимее низкого и плоского буксира. «Бирюза» не имела брони, и «гочкисы» вдребезги расхлестали её левый борт; товарные отсеки и каюты парохода наверняка были завалены убитыми и ранеными. Очередной снаряд ударил «Бирюзе» под дымовую трубу, труба пошатнулась и треснула, из щелей полез смоляной дым.

И тогда «Бирюза» сдалась: десант в Галёво провалился.

Искалеченный скотовоз, окутанный бурой мутью, медленно пошёл на поворот. Он грузно выбирался из-под огня противника. На «Русле» увидели облезлую транцевую стенку «Бирюзы» и широкое заднее колесо. Последние выстрелы из винтовок хлопали с озлобленностью поражения.

Эхо канонады словно бы ещё металось над вспененной водой, как рокот уползающей грозы, а в рубку уже примчался ликующий Зыбалов. Мимо него порскнул наружу Яшка Перчаткин, и Зыбалов отвесил ему подзатыльник.

— Лужу-то не напрудили, вояки? — хохотал Никита. — Славно мы красных отжарили! У нас два канонира убиты, и поцарапанных с пяток, а «Бирюзу»-то, иху мать, в щепу разнесли! Вот мы какие на отпор! Ясное дело — фронтовики!

Никита опять сдёрнул картуз и перекрестился на образ Николы.

— Спасибо тебе, батюшка, что остановил врага! Просьбу нашу исполнил!

— Не нашу, а твою, — мрачно сказал Федя. — Я его о том уже не просил.

Душу у Феди точила тоска. Всё вокруг было неправильно.

11

За десять вёрст до устья Белой «Лёвшино» и баржа встали на якоря. Пора было испробовать в деле аэроплан. С палубы баржи моряки выдвинули в реку дощатый помост — аппарель, и всей толпой, приподнимая фюзеляж с хвоста, бережно спустили «Ньюпор» на воду. Военлёта Свинарёва подвезли на лодке, и он вскарабкался в кабину. Течение тихо оттаскивало самолётик от баржи.

Команда «Лёвшина» столпилась у фальшборта. Из машинного отделения выбрался Осип Саныч Прокофьев, ему тоже было любопытно.

— Неуж прямо по небу полетит? — изумлялся наивный Митька Ошмарин.

— А на кой же хрен мы его буксировали? — отвечали Митьке.

— Ну, не знаю… Так просто.

— Как этому свинарю эроплан доверили? — бухтел Павлуха Челубеев. — Аппаратец-то из тряпок, лучинок и верёвочек, а в него такую харю пихают!

— Тебя же в пароход запихали, и не тонем покуда.

Стеша держалась чуть в стороне от всех. После того как Свинарёв явился за ней в логово балтийцев, он казался Стеше человеком необычайным. Никто раньше не выручал Стешку из беды: барахтайся, дева, сама. А этот будто на эроплане слетел с небес прямо в страшный трюм баржи. И Стеша не знала, чего ей надо сейчас: чтобы Свинарёв взмыл до высоты архангелов и поразил всех, или чтобы «Ньюпор» сломался и лётчик не рисковал. Стеша сердилась на себя, что волнуется, как дура, и ещё почему-то готова была расплакаться.

Двигатель самолёта заклокотал, пропеллер закрутился, и «Ньюпор» на поплавках поехал по воде прочь от судов. Свинарёв из кабины махнул рукой в кожаной перчатке и натянул на глаза толстые очки-«консервы».

Иван Диодорович смотрел на взлёт с мостика своего буксира.

— Ваня, запахнись, — негромко сказала Дарья. — Простудишься, свежо…

Аэроплан развернулся, затарахтел решительнее, побежал быстрее — и вдруг оторвался от воды. Затаив дыхание, речники наблюдали, как самолётик поднимается всё выше и выше и делает круг над пароходом и баржей.

— А чего он крыльями-то не машет?.. — опять изумился Митька Ошмарин.

Серёга Зеров, приставив ладонь козырьком ко лбу, молча смотрел вверх и застенчиво улыбался; в облике рослого, всегда деятельного старпома словно бы проступил мальчишка, который робко любуется своим воздушным змеем.

Растопыренный самолётик, быстро уменьшаясь, улетал вдаль — в чисто промытую осеннюю синеву. Стрёкот утихал. Команда ещё ожидала чего-то, однако небо оставалось пустым, и речники начали расходиться.

Иван Диодорович вынес из рубки стул и уселся на мостике.

— Иди, Даша, ужином займись для команды, — мягко отослал он Дарью.

Ивану Диодоровичу хотелось побыть наедине с собой. Он увидел, как летает самолёт, а на самом деле в небе летало будущее, неуловимое и хрупкое, как птица. Вряд ли он, капитан Нерехтин, доживёт до этого будущего. Ну и что. Важно совсем другое. Ему показан образ, и нужно понять, как жить, чтобы не помешать зыбкому образу воплотиться. Что хранить, а что отринуть.

Стеша на корме спряталась за артиллерийскую башню. Лишь бы никто её не прогнал, а уж сама-то она не уйдёт, пока лётчик Свинарёв не вернётся.

Князь Михаил поглядел на стоящего рядом Прокофьева.

— Осознаёте, Осип Александрович, на что способен даже малосильный двигатель внутреннего сгорания? — спросил он.

— Забава, а не работа, — непримиримо возразил Осип Саныч.

— «Кавказ и Меркурий» и «Бранобель» уже оснащают свои суда мощными двигателями Дизеля. В Британии Черчилль, первый лорд Адмиралтейства, весь флот переводит на дизельную тягу. Век паровых машин заканчивается.

— Рано хороните, господин хороший! — буркнул Осип Саныч.

Он нахлобучил поглубже потёртую фуражку, повернулся и ушёл.

— Обиделся, — сказал Михаил Кате. — Напрасно. От прогресса никуда не деться. И я люблю всё, что связано с прогрессом: моторы, скорость, высоту…

Катя незаметно взяла Михаила за руку.

— А ты летал на аэропланах?

— В нашей семье… — Михаил сбился. — Словом, мама требовала, чтобы кое-кто из нашей семьи не подвергал себя опасности. Но я, конечно, летал. В Хартфордшире есть аэродром и лётная школа.

Авиация — это волшебно, Катя.

Михаил замолчал, вспоминая. Катя внимательно рассматривала его.

— Ты удивительный, — сказала она искренне и просто.

Самолётик пропадал больше часа. Река безмятежно сияла отражением солнца, в плотной хвойной зелени берегов под ветром тихо шевелилась живая желтизна берёз. Наконец издалека донёсся упрямый стрёкот, и в слепящем свете проявилась тёмная точка. Команда буксира высыпала обратно на палубу. Аэроплан снизился, вытягивая лапы с длинными