– Как, Джулиан? – спросила Ферн, когда я уже решила, что она так и не заговорит, позеленев от злости. – Как можно не заметить, что кто-то откручивает у тебя гребаную РУКУ?!

Джулиан не нашелся что ответить. Он трогал и гладил свой локоть, будто до сих пор не мог поверить, как славно я его облапошила. Или же ему не верилось в то, что наш омерзительный поцелуй не был поцелуем вовсе? Всего лишь жертва, которую я принесла ради победы, чтобы наконец покончить с ними обоими.

– И заметь: никакой магии, – отметила я, повеселев. – Не считая моей исключительной красоты, конечно.

В такие моменты я будто возвращалась в свои пятнадцать лет и вспоминала, что Джулиан – самое страшное чудовище, с которым не сравнятся никакие сказки братьев Гримм. Стоило чему-то пойти не так, расстроить и вывести из себя, как его симметричное лицо превращалось в дьявольскую гримасу. Его обаяние таяло, словно кубик льда на раскрытой ладони, обнажая уродство души. Глаза наливались кровью, раздувались ноздри, а рот кривился в оскале. Я следила за ним, не моргая, вбирая в себя каждую его эмоцию. Я смотрела, как Джулиан скатывается из амплуа викторианского лорда в Джека-потрошителя и повторяла себе: «Это монстр, Одри, и он не заслуживает твоего милосердия».

Зная, какие ругательства рвутся с его языка, какой бранью он хочет покрыть меня, я улыбнулась и подбросила в воздух протез, не оборачиваясь и не глядя, кто именно его поймал.

– Жду тебя возле ресторана, Ферн.

Сердце билось так сильно, что ныли ребра. Я не запомнила, как вышла из молла и прошла бульвар, очутившись там же, где все и началось, – возле резного столика с плетеными стульями и белой скатертью. На нем стояли пустые кружки из-под кофе, но ни Коула, ни Гидеона, ни Тюльпаны видно не было. Подставив пылающее лицо ветру, несущему с собой запах мятных леденцов и лакрицы, я пошла на заливистый смех, доносящийся из ворот парка аттракционов.

Внутри, как и ожидалось, оказалось шумно и многолюдно. Дети толкались, громыхали воздушные ружья и звенели колокольчики. Красные полосатые шатры тянулись бесконечными рядами, соблазняя взрывающейся карамелью и однодолларовыми купонами на карусель. Где-то за углом визжали подростки, подбрасываемые в небо пружинистыми качелями – у меня закружилась голова от одного лишь взгляда на них.

Даже в толпе Тюльпану сложно было не заметить – благоухающая гортензия в букете полевых ромашек. Она не смогла бы слиться с простыми людьми, даже если бы очень пыталась. Малыши дергали родителей за рукава, упрашивая их разрешить сфотографироваться с «диснеевской принцессой»: снежные волосы и аметистовые глаза действительно делали Тюльпану похожей на нее.

Я замедлила шаг, затаившись между вагончиков с сахарной ватой: что-то в Тюльпане говорило мне повременить с вторжением в ее пространство. Это «что-то» витало в воздухе и читалось в скорбном выражении ее лица, впервые выдающего такие глубокие эмоции. Оказывается, они были ей вовсе не чужды. Губы со свекольной помадой были слегка приоткрыты. Люди гневно пихали ее, замершую посреди дороги, но Тюльпану это мало волновало – ее волновала лишь выходящая из комнаты кривых зеркал дружная семья.

Пышная брюнетка в коралловом платье активно жестикулировала, раскрыв перед собой маршрутную карту. На ее плече висела крокодилья сумочка, а в ушах раскачивались серьги с бахромой. Под цокот туфель по тротуару она пылко объясняла что-то своему мужу, ниже ее на полголовы. С проплешинами, но с добрыми зелеными глазами, он вяло кивал, с ребяческим восторгом рассматривая аниматоров в костюмах животных. В его руке лежала ручонка поменьше – светлоглазый мальчик не старше семи лет едва поспевал за отцом, спотыкаясь. На спине болтался спортивный рюкзачок, а белокурые кудряшки, похожие на цыплячий пух, забились под кепку. Пройдя еще несколько метров, он вдруг заметил, что шнурки на ботинках расплелись. Запричитав, женщина свернула карту и наклонилась, помогая их завязать. Все трое, весело переговариваясь на польском, прошли мимо Тюльпаны, проводившей их тоскливым взглядом.

– Кто они?

Тюльпана вздрогнула, застигнутая врасплох, и я увидела, как ставни на ее сердце вновь захлопнулись.

– Какая разница, – фыркнула она, потупив глаза, чтобы не смотреть в ту сторону, куда ушел мальчик с семьей, хотя ей безумно этого хотелось. – Ты уже закончила с Ферн? Отлично. Я видела, как Коул заходил в аптеку за бинтами после того, как они с Гидеоном подрались в городском парке… Наверняка он ждет нас в машине. Идем.

– Постой. – Я остановила ее, схватив под локоть, и быстро выпалила, не дав Тюльпане прописать мне за это по лицу: – Тебе разве неинтересно, выиграют ли они ту собачонку?

– А?

Тюльпана проследила за моим взглядом и втянула задрожавшие губы: под полосатой вывеской неподалеку тот самый белокурый мальчонка пытался выиграть плюшевого щенка, метая железные кольца. Они пролетали над бутылками, не попадая. Отец утешительно похлопал его по спине, после чего вручил продавцу еще десять долларов за вторую попытку.

Мальчик шмыгнул носом, но упрямо взялся за новые кольца, прицеливаясь.

– Sagaciter, – шепнула Тюльпана, любуясь им с затаенным дыханием, и следующие несколько колец закрутились на горлышках бутылок: мальчик попал в цель.

Ошарашенный продавец нехотя вложил ему в руки гигантского щенка. Отец с матерью засмеялись, помогая ему нести свою плюшевую ношу, пока уже возле колеса обозрения мальчик не встрепенулся и не помчался обратно к шатру, забыв на платформе для колец свою красную кепку. Родители обернулись и с ворчанием вернулись за ним. Я отчетливо услышала, как мать, цокнув языком, воскликнула: «Генри!»

– Это твой сын, – поняла я, обернувшись на Тюльпану, но та уже ушла.

Ее белая макушка петляла между шатрами, пытаясь укрыться от меня в толпе. Но так просто Тюльпане было не отделаться.

– Ритуал Tair chwaer! – ахнула я, нагнав ее возле ворот парка. – Я думала, ты взяла на себя роль Матери потому, что являешься промежуточным звеном между мной и Авророй по возрасту. Но ведь нельзя стать материнским ликом Гекаты, не имея детей… А Аврора говорила, ты ненавидишь ее из-за какого-то Генри. Я думала, что Генри – твой погибший атташе. Ну, тот, чью метку ты забила татуировкой мотылька на лодыжке…

– Нет, – ответила Тюльпана сухо, со стиснутыми зубами выслушав поток моих озарений. Из-под ее высоких ботинок выглядывали желтые крылышки, прячущие ужасный шрам. – Его звали Киллиан.

Она устремилась вперед, не сбавляя шага, и вскоре дыхание у меня сбилось.

– Значит, ты действительно любила своего атташе, – продолжила я упрямо. Это была игра в «холодно-горячо»: на каждое мое слово, близкое к правде, Тюльпана морщилась и ускорялась, заставляя меня почти бежать за ней. – И он погиб. Аврора его убила? – Тюльпана гнулась вниз, и я расценила это как «да». – Но почему ты бросила своего сына?

– Потому что все атташе – смертные! – Тюльпана почти прокричала мне это в лицо, остановившись посреди улицы. – А ребенок того же пола, что и родитель-смертный, магию не наследует. Мальчик от отца-человека – тоже человек. Ему не место в ковене. Однажды это ждет и тебя, Одри. Или ты рассчитывала с Коулом на «долго и счастливо»?