это не поймут. Куда они денутся! – считал политик. – Раз пришли, пусть слушают!» В-четвертых, использование богатства и многообразия языка для выражения своих мыслей, включая обращение к метафорам и юмору. Черчилль был мастером находить правильные слова, сплетая из них памятные фразы. Например, «никогда еще в истории войн столь многие не зависели в столь многом от столь немногих»{291}.

Наиболее часто цитируемыми стали три выступления Черчилля в первые 40 дней его премьерства – 13 мая, 4 и 18 июня. Это были те самые выступления, во время которых он обещал «кровь, труд, слезы и пот»; в которых он объяснял, что «наша цель – победа любой ценой, победа, несмотря на все ужасы; победа, независимо от того, насколько долог и тернист может оказаться к ней путь»; в которых он утверждал, что «мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда»; в которых он констатировал конец Битвы за Францию и начало Битвы за Британию с призывом объединиться «ради исполнения нашего долга, и если Содружество наций и империя просуществуют еще тысячу лет, люди скажут: “Это был их звездный час”»{292}. Черчилль выбрал рискованный, но, пожалуй, единственный правильный формат – он не стал скрывать критичность положения и тяжесть пути, по которому призывал пройти, но при этом он сумел не допустить паники, передав необходимый настрой и решимость. В его речах мрачному антуражу захлестнувших союзников поражений противопоставлялись столпы человеческих добродетелей – мужество, преданность, самоотверженность, честь и долг. Он смог представить войну как противостояние светы и тьмы, подняв народ на борьбу за высшие человеческие ценности, вселив при этом надежду и веру на благополучный исход.

Выступления Черчилля воспринимались как глоток свежего воздуха. Во время их трансляций по радио в Англии резко сокращалось потребление воды и количество телефонных звонков. Более 60 % взрослого населения страны, прильнув к радиоприемникам, ловили каждое слово своего премьера. С учетом изменившихся технологий и качества речей сегодня трудно понять, насколько сильное влияние оказывали эти выступления. В те дни передачи Би-би-си и ежедневные газеты были единственным источником официальной информации. Выступлениям Черчилля уделялось особое внимание. The Times публиковала их на первой полосе, а Министерство информации издавало в виде отдельных памфлетов. Сам Черчилль впоследствии стал объединять свои речи в сборники, издавая их под редакцией доверенных лиц – сначала сына, затем редактора Sunday Dispatch Чарльза Ида (1903–1964). С 1941 по 1946 год было издано шесть сборников речей Черчилля: «В бою», «Неумолимая борьба», «Конец начала», «Вперед к победе», «Заря свободы» и «Победа». Подобный формат понравился нашему герою, и после войны он (при помощи редакторов) подготовил к публикации еще пять сборников.

Военные выступления британского премьер-министра пользовались популярностью не только на Туманном Альбионе. «Трансляции Би-би-си с выступлениями Черчилля были для нас огромной поддержкой и вселяли в нас мужество», – вспоминал выдающийся дирижер сэр Георг Шолти (1912–1997). Редактор Эвелин Ренч (1882–1966) рассказывал, как сам был свидетелем огромного влияния голоса Черчилля, доносившегося из радиоприемников в Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Сингапуре и Индии. По его словам, этот голос вдохновлял людей даже в таких удаленных уголках планеты, как остров Ява в Голландской Ост-Индии. Когда Нидерланды капитулировали, на крупнейших отелях острова Явы висели портреты Уинстона Черчилля и огромный знак V. Выступления Черчилля не оставили равнодушными даже тех, кто не разделял империалистических взглядов британского премьера. Например, Нельсон Мандела (1918–2013) признавался, как он и его однокурсники из сельского колледжа «собирались около старого радиоприемника слушать вдохновляющие речи Уинстона Черчилля». А в тысячах километров к востоку от Южной Африки, в Полинезии, королева Тонга Салоте Тупоу III (1900–1965) переводила речи Черчилля на тонганский язык для ретрансляции местному населению{293}.

Признавая важность своих выступлений, сам Черчилль не питал иллюзий относительно их истинного значения. «Считается, что мои выступления – это нечто, но они всего лишь часть, причем не самая главная», – заметит он в сентябре 1945 года{294}. Впрочем, как и другие методы повышения боевого духа, которые были необходимым, но недостаточным условием для создания эффективной системы управления. Если рассматривать эту систему с позиции Черчилля, то ее эффективность зависела от двух факторов – от наличия данных и взаимодействия с коллегами. Для принятия решений Черчиллю была нужна информация. Но даже при наличии работающего в две смены штата секретарей и помощников главе правительства направлялось настолько большое количество различных документов, что у нашего героя физически не было возможности ознакомиться с ними в полном объеме. Он установил правило, чтобы ежедневный отчет не превышал одной страницы, однако учитывая его периодические возмущения пространными телеграммами от сотрудников посольств и оперативных сводок с фронтов, это правило, судя по всему, выполнялось не всегда{295}.

Парадоксальность ситуации заключалась в том, что переизбыток информации сосуществовал одновременно с недостатком актуальных, достоверных, полных и непротиворечивых данных. Для решения этой проблемы Черчилль обращался к разным источникам, каждый из которых имел свои ограничения. Например, официальные статистические данные разных ведомств нередко противоречили друг другу. Трудно было также использовать разведданные, поступавшие сразу из нескольких источников: Секретной разведывательной службы (Secret Intelligence Service; SIS) – знаменитая МИ-6 (Military Intelligence; MI6), которая специализировалась на шпионаже; Правительственной школы кодирования и шифрования, которая занималась криптоаналитикой и радиоэлектронной разведкой; разведывательных служб трех видов вооруженных сил (армии, авиации и флота), а также отдельной службы Министерства экономической войны. За свод и интерпретацию должен был отвечать Объединенный разведывательный комитет, входивший в состав Комитета начальников штабов. Но его деятельность из-за внутренних конфликтов и недоверия приносила мало пользы, по крайней мере, в начале войны.

Еще со времен создания в Адмиралтействе в 1914 году «Комнаты 40» Черчилль был страстным поклонником использования средств криптоаналитики. Во многом благодаря его поддержке в Блетчли-парке была собрана команда лучших математиков, которые взломали коды шифровальной машины «Энигма», используемой люфтваффе. В дальнейшем также были взломаны коды кригсмарине, приблизив победу в Битве за Атлантику. Черчилль называл сотрудников Блетчли-парка «гусынями, несущими золотые яйца». В официальных документах деятельность Блетчли-парка проходила под кодовым названием «Ультра», указывая на высшую степень секретности (Ultra Secret). Не желая «довольствоваться коллективной мудростью», Черчилль «предпочитал лично видеть оригиналы» разведданных. Секретные документы доставлялись ему в ящиках темно-желтого цвета с эмблемой времен правления королевы Виктории – VRI, доступ к которым не имели даже главные личные секретари премьер-министра. У Черчилля был персональный ключ, который он всегда носил с собой на цепочке вокруг талии. Практика лично знакомиться с расшифровками позволяла избежать ошибок интерпретаций со стороны третьих лиц, а также снизить зависимость от разведслужб, но имела и свои недостатки. Работать приходилось с сырыми данными, для обработки и интерпретации которых требовались усилия и информация. Последней у Черчилля могло не быть, что приводило к неверному толкованию. Кроме того, работе с сырыми разведданными препятствовал также объем перехваченных сообщений. Если в начале 1941 года приходило порядка 250 дешифровок люфтваффе в сутки, то через полтора года этот показатель достиг трех тысяч. Несмотря на огромное значение «Ультра», которая позволяла предугадывать действия противника, британскому руководству все равно приходилось принимать многие решения в условиях неопределенности. По этой причине Черчилль, который признавал «ограничения осведомленности» руководителей и тот факт, что на войне «успех нельзя гарантировать», «редко можно действовать наверняка» и приходится забыть о «четкости и определенности», считал, что нужно всегда готовиться к непредвиденным обстоятельствам и своевременно использовать их в свою пользу{296}.

Если «Ультра» предоставляла данные, необходимые для принятия новых