нового премьер-министра. На самом деле мнение о нем среди коллег было далеко не столь радушным и ободряющим. Прежние обвинения в непоследовательности, ненадежности и авантюризме никто не снимал. Никуда не делся и шлейф недоверия. Барон Морис Хэнки, бессменный секретарь кабинета на протяжении двадцати межвоенных лет, просил Всевышнего помочь стране, которая вверила свое существование человеку, «чьи достижения, даже вдохновленные определенной долей воображения, никогда не имели успеха». О «неуверенности» в Черчилле делился с дневником постоянный заместитель министра иностранных дел Александр Кадоган (1884–1968). Вскоре он будет возмущаться «рискованным, романтическим, сентиментальным и темпераментным» поведением нового премьера, «театральная бульдожность» которого может привести к одобрению в момент кризиса «любой дикой идеи». Начальник штаба Британских экспедиционных сил генерал-лейтенант Генри Паунэлл (1887–1961) считал, что Черчилль «представляет реальную угрозу, он всегда увлекается целью, не считаясь с ресурсами и не заботясь о том, достижима ли она в принципе». Не произвел Черчилль-премьер впечатления и на членов правительства. Галифакс, который утверждал, что «редко встречал кого-то с такими странными пробелами в знаниях или чей мозг работает настолько скачкообразно», жаловался на «беспорядочность мышления» нового главы Военного кабинета. Его поддерживал Чемберлен, выражавший «большую озабоченность очевидной неспособностью» своего преемника «концентрироваться на деле» и постоянным стремлением переключиться на несущественные вопросы. Когда 13 мая Черчилль впервые после своего назначения появился в Палате общин, тори встретили его презрительным молчанием, громко приветствуя при этом Чемберлена, который сохранил за собой пост партийного лидера. Это было неприятно и показательно. Большинство консерваторов, получивших свои мандаты по результатам последних всеобщих выборов 1935 года, были яростными приверженцами политики умиротворения. Даже спустя два года своего назначения премьер-министром Черчилль будет жаловаться Идену, что «большая часть тори его ненавидит»{279}.

Оказавшись во враждебной среде, Черчилль осторожно и взвешенно подошел к формированию управленческой команды. Военный кабинет был сокращен до пяти человек, куда помимо лейбористов – Эттли, получившего пост лорда-хранителя Малой печати, и министра без портфеля Артура Гринвуда (1880–1954) – вошли Чемберлен и Галифакс, первый стал лордом-председателем Совета и начал курировать всю внутреннюю политику, а второй сохранил за собой пост государственного секретаря по иностранным делам. В правительстве из 36 главных должностей, 21 была оставлена за представителями бывшей администрации. Черчилля обвинили в недостатке смелости в кадровых решениях и страхе перед Консервативной партией, но он действовал последовательно, стараясь не допускать резких движений. Относительно Военного кабинета: со временем он введет в него своих сторонников – Бивербрука и Идена, а также добьется реализации своего подхода с включением в состав лишь тех политиков, которые занимали исполнительные посты и несли ответственность за ключевые области управления войной. Что касается кадровых перемен, то некоторые сподвижники Чемберлена сразу были лишены влиятельных постов и переведены на синекуру. Например, давний противник нашего героя канцлер Казначейства Джон Саймон стал лордом-канцлером; Морис Хэнки, входивший ранее в Военный кабинет, назначен канцлером герцогства Ланкастерского; правая рука экс-премьера Хорас Уилсон (1882–1972), известный как «некоронованный правитель Англии», лишен влияния с сохранением до ухода на пенсию в 1942 году поста постоянного секретаря Казначейства; активный апологет политики умиротворения Самюэль Хор отправлен послом в Испанию; министр информации Джон Рейт (1889–1971), возглавлявший в 1930-е годы Би-би-си и закрывший радиоэфир для Черчилля, переведен на пост министра транспорта. С другими Черчилль решит вопрос при оказии, либо предварительно подготовив почву для принятия соответствующего решения. Так в конце 1940 года он направит лорда Галифакса в США, а в 1941 году – Рональда Кросса (1896–1968) и Малкольма Макдональда (1901–1981), занимавших у Чемберлена посты министра экономической войны и министра по делам колоний, – в Австралию и Канаду соответственно.

Черчилль избавлялся не только от противников. Недовольный пронацистскими высказываниями бывшего короля Эдуарда VIII, он назначил его губернатором на Багамы. В конце мая 1940 года он снял с должности начальника Имперского генерального штаба генерала Эдмунда Айронсайда, которому сам же дал хвалебную характеристику в «Мировом кризисе» и с которым поддерживал хорошие отношения в 1930-е годы. Считая, вполне обоснованно, что генерал не соответствует занимаемой позиции, он назначил на его место генерала Джона Дилла (1881–1944). После кратковременного руководства войсками метрополии Айронсайд был отправлен в отставку с присвоением ему звания фельдмаршала. В октябре Черчилль заменил начальника Штаба ВВС, назначив вместо Сирила Ньювала (1886–1963) Чарльза Портала (1893–1971), который сохранит за собой этот пост до салюта победы. Единственный начальник штаба, который продолжит работу при новом премьере, будет Паунд. Хотя он и сдерживал нашего героя в Адмиралтействе, Черчилль относился к нему с симпатией и уважением. В 1943-м, страдая от неоперабельной опухоли головного мозга, Паунд сам подаст в отставку, скончавшись в октябре того же года. Его место займет главком Средиземноморского флота Эндрю Каннингем (1883–1963). Черчилль не любил Каннингема и был против его назначения начальником Военно-морского штаба, но в итоге утвердил его кандидатуру, сказав, правда, при этом: «Получайте вашего Каннингема. Но если Адмиралтейство не будет себя вести как следует, я уничтожу Совет Адмиралтейства, даже если мне придется пойти ко дну вместе с ним»{280}. Каннингем проработает на ответственном посту до конца войны.

Избавляясь от неугодных и некомпетентных, Черчилль постарался окружить себя своими людьми. Некоторые из них, как, например, государственные секретари по военным делам и по авиации – Энтони Иден (впоследствии возглавивший Форин-офис) и Арчибальд Синклер – входили в сложную систему принятия решений. Другие занимались срочными задачами. Например, министр авиационной промышленности лорд Бивербрук добился увеличения производства самолетов. Король был против его назначения, как и многие не разделяя методов газетного магната. Но учитывая острую нехватку самолетов, именно такой человек, как «Бивер» (Бобр) – резкий, жесткий, агрессивный, не пасующий перед трудностями и условностями, и нужен был Черчиллю. Третьей и, пожалуй, самой важной функцией доверенных лиц стало обеспечение взаимодействия. Принимая и добиваясь исполнения решений, Черчиллю приходилось иметь дело с большим количеством людей из разных областей, у каждого из которых были свои интересы, цели, подходы и возможности. Не исключая прямого взаимодействия с ответственными руководителями, Черчилль нуждался в доверенных лицах, которые курировали бы каждую область. Так за сбор и обработку всей статистической информации для премьер-министра, а также его взаимодействие с учеными отвечал профессор Линдеман. Брендан Брекен (1901–1958) сначала курировал взаимодействие с Палатой общин на должности личного парламентского секретаря, затем (в 1941 году) возглавил Министерство информации и стал отвечать за управление общественным мнением. Десмонд Мортон (1891–1971), активно снабжавший нашего героя секретными данными в 1930-е годы, обеспечивал взаимодействие с разведслужбами. Обращение к своим людям, позволившее сократить трансакционные издержки, также не было лишено проблем. Линдеман использовал административный ресурс для борьбы за власть в научной сфере, Бивербрук постоянно скандалил с коллегами, особенно с Синклером, Мортон вообще уступил свое место начальнику Секретной разведывательной службы Стюарту Мензису (1890–1968). Черчилль, особенно в конце войны, также проявлял слабость, замыкаясь на узком круге. В январе 1945 года Эттли даже выразил ему свое недовольство, написав объемное послание в две тысячи слов, в котором подверг критике практику премьер-министра постоянно обсуждать все вопросы с Брекеном и Бивербруком. Черчилль пришел в ярость от такого обращения. Охарактеризовав это письмо как «социалистический заговор», он даже бросил в припадке ярости, что «нам не стоит беспокоиться ни об Этлире, ни о Гитли!». В целом Эттли был прав, и Черчилль это понимал. Пока он два дня писал и переписывал ответ, пар недовольства вышел наружу и в отправленной версии осталось только выражение благодарности «за ваше личное письмо», а также признание, что «я всегда прилагал максимально усилий, чтобы извлечь пользу от ваших комментариев и замечаний»