– Папочка, ты волшебник! – услышала я свой собственный удивленный голос, потому что наша входная дверь распахнулась еще до того, как отец ее коснулся. Он только-только руку к ней протянул.

– Такой вот фокус, Эбби. Однажды ты тоже ему научишься. Я обещаю.

– Я – ключ! – взвизгнула я, снова хватая нож.

Папа кивнул.

– В наших генах мы носим ключ к самим Вратам света, Эбби… – он закрыл глаза, и, когда вскоре открыл их снова, его глазное яблоко покрылось золотыми полосами.

Я недоверчиво уставилась на него.

– Что это значит? – пробормотала я.

– Без нас никто не сможет открыть Врата света, Эбби. Потому что мощь виталинариума не обуздать. Своей жадностью она может уничтожить самих хранителей колец. Только металл из твоего ножа может в полной мере контролировать эту жадность.

– Ярость, – поправила я его. – Хранители колец называют это яростью.

Он слегка наклонил голову.

– Называй это как хочешь, Эбби. Но только через оправу получится настоящий ключ. Оправа дает нам способность открывать каждую дверь и забирать то, что мы хотим. Возможно, внутри нас тоже своего рода ярость – она заставляет нас забирать себе то, что должно оставаться закрытым.

Я прикусила губу. Я снова вспомнила. Во мне всегда жило именно такое чувство, когда я что-то крала. Каждый раз, когда моя рука скользила в чужой карман, когда я взламывала дверь или вскрывала замок, то чувствовала именно это. Так что же получается? Это мое наследство – быть воровкой? Мне было на роду написано забирать все, что мне хотелось?

Папа снова тронул меня за руку, и золотые полосы нежно скользнули с его кожи на мою.

– Мы – ключ, Эбби. И если люди Кросса узнают об этом, они будут давить на тебя так же, как и на меня когда-то. Мы нужны им, чтобы они достигли своей цели. Если мы откажемся, они найдут, чем шантажировать нас. Вот почему я оставил тебя. Но сможешь ли ты сделать то же самое? Оставить тех, кого ты любишь? – он заправил прядь мне за ухо и ободряюще посмотрел на меня.

Я подумал о Флоренс. Могла ли я оставить ее? А если она была в опасности?

– Не бойся, Эбби. Теперь я здесь, чтобы защитить тебя. Никто нам больше ничего не сделает, – он коснулся моей щеки, и я невольно прижалась к его теплой ладони. – Мы должны уничтожить эти кольца. Только тогда мы все сможем вернуться к нормальной жизни, – он тяжело вздохнул, и его глаза увлажнились. – Только тогда мы сможем снова стать семьей. Только тогда те, кого мы любим, будут в безопасности.

Мое горло сжалось. Я так хотела семью. Ничего так сильно не хотела, как того, что он только что описал, – нормальной жизни. Людей, которые бы любили меня, отца, который всегда находился бы рядом со мной, и безболезненное будущее. Мне так этого хотелось, что я прильнула к нему и уткнулась лбом в его плечо. Я обвила его руками за шею и так захотела снова стать пятилетней, когда ни в чем не нуждаешься, кроме отцовской ласки.

– Мы должны уничтожить кольца, Эбби, – прошептал он мне на ухо, успокаивающе гладя меня по спине. – Должны вставить виталинариум обратно в оправу и положить конец этому кошмару.

Я всхлипнула и вытерла мокрые от слез глаза.

– Положить конец? – переспросила я, глядя на него снизу вверх.

Он обнял меня за плечи и кивнул.

– То, что здесь сейчас творится, это против природы. Было большой ошибкой выковывать кольца. И очень рискованно наделять хранителей колец такой властью, – он внимательно посмотрел на меня. – То, что они делают… Так быть не должно. Никто не должен уметь вмешиваться в души, сердца или воспоминания других людей. Никто не должен обладать такой властью.

По спине от его слов пробежали мурашки.

– Ты поэтому забрал кольцо у Кросса?

Папа кивнул.

– Если мы переплавим все три кольца в оправе, то исчезнет и ярость, поработившая хранителей колец.

– Ярость может исчезнуть? – я закусила нижнюю губу и нахмурилась. – Если ярость исчезнет, тогда… тогда Скай будет лучше, – пробормотала я, отрываясь от отца. – Я собрала волосы на затылке в высокий хвост, чтобы отвлечься. Мои мысли затуманились. Скай больше не придется поглощать плетения. Она не будет так мучиться. И Бастиан…

Я сглотнула, потому что где-то глубоко в сердце что-то шевельнулось. Мысль о нас. Я знала, что когда-то очень хотела, чтобы мы могли быть вместе. Я жаждала этого. Но это оказалось невозможно, из-за его ярости, из-за того, что он, обуреваемый голодом, мог отнять мои плетения. Правда, сейчас я уже не так этого хотела, но и не желала бросать задуманное на полпути.

– Мы достаточно долго допускали, что эти кольца и эти люди разрушают нашу жизнь, Эбби, – сказал папа, кивая на мой нож. – Мы должны закончить это. Надо выковать для виталинариума новую оправу.

– Ты хочешь, чтобы я дала тебе свой нож, – слегка смутилась я и невольно крепче сжала рукоятку.

– Я не хочу отнимать его у тебя, Эбби. Но мне нужно придать ему нужную форму, чтобы он мог блокировать виталинариум. Он должен контролировать силу колец, прежде чем мы уничтожим их раз и навсегда.

Я колебалась. Как-то неправильно забирать у меня что-то, с чем я так сроднилась за столько лет.

– Сколько времени потребуется, чтобы перековать оправу? – спросила я, потому что у Бастиана оставалось очень мало времени без его кольца. – И сколько времени пройдет, прежде чем утихнет ярость носителей колец?

– Почему это так важно? Главное, что она утихнет. И уж тогда никто больше никогда не будет копаться в чувствах другого человека.

– Сколько времени это займет, папа? – настаивала я на ответе, потому что я знала, что Скай осталось всего несколько дней, прежде чем ей опять понадобится кольцо сердца. А Бастиану оставалось еще меньше, прежде чем ярость в нем станет смертельно опасной.

– Я не знаю, Эбби. Откуда мне это знать? Еще никто не пытался воссоединить виталинариум и лишить его власти.

Он, конечно, был прав, и я разочарованно вздохнула. Без этого знания риск казался слишком велик.

– Почему ты колеблешься? – спросил он и наклонил голову, обеспокоенно глядя на меня.

Я сжала губы и опустила взгляд.

– Я не колеблюсь, – неуверенно проговорила я. – Я с тобой согласна. Никто не должен обладать этой властью. Я же… я на собственном опыте узнала, каково это, когда у тебя забирают душу, – я поспешно моргнула, потому что снова слезы обожгли мне веки. – Я знаю, каково это, когда твоим сердцем манипулируют, – я с грустью подумала о Тристане. Мое сердце кричало, что хочет быть с ним, но разум говорил противоположное. Внутри меня боролись друг с другом две крайности, и ничто больше не казалось правильным. Я знала, что папа был прав, и нам следовало уничтожить кольца. Но что тогда будет с Бастианом? А с Тристаном? А Скай действительно спасется?