— Что это за цифра такая — шестьсот тысяч? Это большемиллиона? — растерянно спросила Зейнаб, и он снова рассмеялся.

Зейнаб ехала по городу в компании Омы и Наджи в крытыхносилках, окруженных вооруженной стражей, закутавшись в черный яшмак до самыхглаз. У нее просто разбегались глаза — настолько здесь все было удивительно,потрясающе… Когда «И-Тимад» причалила к гавани Кордовы, ее тотчас жепрепроводили на борт более легкого суденышка, на котором по реке она доплыла доМадинат-аль-Захра. Тогда у нее не было возможности осмотреть город, да и не дотого ей было…

Похоже, торговля здесь процветала — ведь Кордова славиласьмастерством серебряников, шорников, да к тому же здешние женщины владелиудивительным искусством вышивки по шелку. По улицам Кордовы расхаживали люди совсех концов света. Чужеземные лица и удивительные одежды поразили Зейнаб. Онауже знала, что калиф тратит ежегодно около трети государственного дохода, тоесть порядка шести миллионов динаров, на строительство и реконструкцию каналови ирригационных систем. Об этом ей с гордостью рассказывал Наджа.

— Кордова, — похвалялся он, — самый дивный город в мире исамый процветающий!

— Ну и как тебе понравился город? — спросил калиф, когдаони, до смерти уставшие, воротились во дворец Альказар.

— Кордова прекрасна, — честно сказала Зейнаб. — Но все же яне хотела бы жить в столь огромном городе. Мадинат-аль-Захра в сравнении с Кордовойкажется маленькой и уютной. И никогда прежде мне не приходилось видеть сразустолько иностранцев!

На следующий день они продолжили путешествие в Аль-Рузафу.Дворец, бывший когда-то летней резиденцией правителя, был практически взапустении — косвенно виной тому был новый город Мадинат-аль-Захра. И тем неменее место было весьма романтическое: на берегу реки, где раскинулисьроскошные сады… Дворец был построен первым правителем из рода Абд-аль-Рахманов— и это была точнейшая копия первой Аль-Рузафы, дворца, возведенного калифомХишамом на берегах Евфрата в окрестностях Багдада. Воды реки питали пышныесады. Зейнаб была просто очарована.

Она обосновалась в маленьком мраморном строении дивнойкрасоты в самой середине сада на берегу искусственного озерка. В самом жецентре озера на островке стоял сказочно прелестный летний павильон. Калифпообещал Зейнаб, что они непременно посетят его…

Новое жилище полюбилось Зейнаб. В нем была просторная исветлая комната для дневного отдыха — там можно было играть в шахматы или петь,подыгрывая себе на ребеке. Была здесь и спальня, и маленькая баня, и две уютныхкомнатки для Наджи и Омы, и кухонька, где Наджа ловко стряпал изысканныекушанья. Зейнаб просто в ладоши хлопала от удовольствия.

— И здесь никого кроме нас не будет! — радовалась она.

— Тебе так не по душе гарем? — спросил калиф, поглаживая еезолотые косы. — Тебе настолько неприятно общество прочих женщин?

— Если бы ты знал, в какой обстановке я воспитывалась, тыпрекрасно понял бы меня, — отвечала Зейнаб. — В Бен Мак-Дун кроме парыслужанок, матери да нас с сестрою женщин не было. Мать моя занималась толькосестрой, а я была предоставлена себе самой большую часть времени. Ома — перваямоя подруга в жизни. И, наверное, поэтому мне не нравятся женщины: они всевремя сплетничают, а порой могут быть и жестокими. Мой характер таков, что мнедоставляет куда больше удовольствия познавать мир, нежели часамиприхорашиваться. А женщины в гареме пребывают в праздности и лености. Я жепочти ничего не видела, пока не прибыла в Аль-Андалус. А здесь столько всего! Исколькому можно научиться! Из меня сделали Рабыню Страсти, умеющую лишь даритьи испытывать наслаждение — но ведь это неестественно, особенно теперь, когдаглаза мои открылись на мир! Надеюсь, я не слишком расстроила тебя, добрый мойгосподин, поверь, я вовсе этого не хотела! Ты так ласков со мною!

…Она воистину чудо, думал Абд-аль-Рахман, лежа рядом с неюна широком ложе. Сперва она лишь распалила его страсть, как ни одна женщинапрежде, да и теперь нет ему от нее ни в чем отказа. Но сколько еще скрыто вэтой девочке-женщине, волею судьбы ставшей его собственностью! Каждый день оначем-нибудь изумляла его. Как жаль, что она вошла в его жизнь на ее закате!Найди он такое чудо в юности, какой великой расе положили бы они начало!..

— Ты никогда не расстроишь меня, Зейнаб, — чистосердечноответил он. Помолчав, вдруг сказал:

— Я слышал об одной игре, которой якобы обучают РабыньСтрасти. Она называется «Роза в Оковах». Учил ли тебя этому твой наставникКарим-аль-Малика? — Голубые глаза владыки пристально изучали Зейнаб.

Девушка кивнула. Да, это была потрясающая игра, одна изсамых сладких любовных пыток. Но она была не вполне уверена, что калифу это подсилу, невзирая на его отнюдь не слабое здоровье.

— Хорошо, давай поиграем, мой господин, прошу лишь позволитьмне верховодить в игре. Понимаешь, это может быть опасно… Ты уже пробовалраньше?

— Только в юности, — признался он. — Я согласен на твоиусловия.

— Тогда приготовлю все… — она поднялась с ложа. — Оченьскоро, мой господин, я буду в полной твоей власти.

Он наблюдал за нею исподтишка из-под полуопущенных век. Онаворотилась, неся золотую корзиночку, в которой лежали «любовные шарики», четырешелковых шнура, неширокая белая шелковая лента, огромное пышное перо и еще однодлинное, заостренное перо белой цапли. Поставив корзиночку подле ложа, оналегла, раскинув в стороны руки и ноги, произнеся с обворожительной улыбкой:

— Молю о пощаде, мой господин. Связанная, я буду совершеннобеззащитна, и ты сможешь сделать со мною все, что тебе заблагорассудится. Я несмогу воспротивиться…

Глаза калифа чуть расширились. Она ни разу не отказала емуни в чем — и тем не менее он никогда не ощущал полной власти над ее телом идушой. Что-то неуловимое всегда тревожило его, подобно тому, как песчинкащекочет устрицу, попав между створок… Она была его рабыней, к он жаждалосязаемого доказательства тому, что может и вправе распорядиться ее жизнью. Ксобственному изумлению, он полюбил эту деву — ну что ж, если она и не отвечаетему взаимностью, ей придется признать его своим властелином!

Он извлек из корзиночки шелковые шнуры и крепко, хотя инежно, привязал ее запястья к изголовью, а щиколотки — к изножью постели: онпросто сделал четыре петли, которые и накинул на резные столбики, которыми былоукрашено ложе. Такие же петли он затянул вокруг тонких запястий и щиколоток.

— Сопротивляйся! — отрывисто приказал он. — Я долженубедиться, что веревки крепко держат тебя, не причиняя при атом боли, моякрасавица!

— Кто обучил тебя этой игре? — спросила калифа Зейнаб. Онанатянула веревки — нет, высвободиться самостоятельно ей не под силу: