Дни летели. Карим с братьями и приятелями почти каждое утровыезжал на охоту в горы и поля за городом. Днем он обычно навещал Хатибу, нолишь в присутствии ее матери. Обнаружилось, что девушка поразительноневежественна. Она не умела ни читать, ни писать. У нее начисто отсутствовалмузыкальный слух. Когда же он пригласил для нее учителей, она пришла вотчаяние, мгновенно уставала и принималась рыдать.

— Она на редкость невнимательна, — пожаловался Кариму самыйуважаемый наставник, выражая общее мнение. — С нею невозможно заниматься: онане желает учиться, а хуже ничего не придумаешь…

Оставаясь в одиночестве, Карим чуть ли волосы на себе нервал — в самом деле, о чем они станут беседовать, если она останется его женой?Обнаружилось, правда, что девушка азартна в любой игре. Она играла в шахматы итриктрак с ребячьей горячностью: когда ей случалось выигрывать, она бурнорадовалась и хлопала в ладоши, а оставшись в проигрыше, бушевала. Это было хотьи слабое, но все же утешение… Карим все чаще вспоминал совет брата Джафара —поскорее обрюхатить жену и подыскать себе занятную наложницу. Он с грустьювздыхал. Он не хотел ни гарема, полного луноликих красавиц, ни жены по имениХатиба, которая за столь короткое время успела уже доставить ему массу хлопот.Он желал лишь Зейнаб, а ею ему никогда не обладать. Она ушла от него навсегда…

Наконец период ожидания истек. У Хатибы дважды показалиськрови, и врач Сулейман, тщательно осматривавший девушку во время регулярныхистечений, объявил, что беременности опасаться не следует.

— Ты можешь войти без опаски, мой господин. Если она черезположенное время родит, можно будет не сомневаться, что это твое дитя. Оназдорова, ничем не заражена. И, похоже, с родами проблем не возникнет.

Карим тотчас же отослал тещу домой в горы и распустил нанесколько дней всех прислужниц. С тяжелым сердцем вошел он в покои своей жены.Путь назад был отрезан. Поводов оттягивать неминуемое больше не было. Самоевремя начинать новую жизнь…

***

— Выпей это, госпожа Зейнаб, — говорил врач Хасдай-ибн-Шапрут,одной рукой обнимая девушку, а другой поднося к ее губам чашечку.

— Что это? — слабым голосом спросила она. — Как болитголова…

— Еще глоточек универсального противоядия. Оно называется«териака». Уверяю тебя, все обойдется, — приговаривал врач. — Тебенеобыкновенно посчастливилось, что организм отреагировал на яд мгновенно. Этопозволило вовремя поставить диагноз и спасти тебя.

— Яд?! — На ее прекрасном лице отразилось изумление. — Ябыла отравлена? Ничего не помню… Кому понадобилось меня… — Зейнаб смутилась.Что такого она сделала, что приобрела столь непримиримого врага за такоекороткое время?

— Преступница пока не найдена, — отвечал калиф, находящийсятут же. — Но как только я найду ее, она умрет той самой смертью, которуюизбрала для тебя, моя любовь. — Лицо его было сумрачно. В гареме было околочетырех тысяч женщин — его жены, наложницы, рабыни, которые еще только надеялисьпривлечь его внимание, его родственницы, служанки… Немыслимо подвергать допросувсех. Злоумышленник очень хитер. И похоже, что так никогда и не будет найден…

— Как.., как была я отравлена? — спросила ЗейнабХасдая-ибн-Шапрута. — А что мой бедный Наджа? С ним все в порядке? Ведь онпробует все, что мне подают…

— Твой евнух всего лишь вне себя от волнения и страха затебя, госпожа. В остальном же вполне здоров, — уверил ее врач. — Отравой былапропитана одна из твоих шалей. Так яд проник в кожу. Ты должна была умиратьпостепенно, но как только ты накинула шаль, наступила немедленная И бурнаяреакция. Ты несомненно весьма чувствительна к любым посторонним веществам — иэто хорошо, госпожа. — Врач повернулся к своей помощнице:

— Ревекка, покажи госпоже Зейнаб злополучную шаль.

Пожилая женщина открыла металлический ящичек ипродемонстрировала содержимое.

— Кто дал тебе эту шаль, госпожа? — спросилХасдай-ибн-Шапрут. — Если ты вспомнишь, то, возможно, мы скорее найдемпреступника.., преступницу. Не прикасайся, умоляю! Шаль смертоносна, и еенадлежит немедленно уничтожить. Просто гляди.

Зейнаб посмотрела на шаль. Прелестная ткань — легчайшаямягкая шерсть ярко-розового цвета, а роскошная бахрома еще ярче. Приметнаявещица… Тем не менее Зейнаб напрочь не помнила, откуда она взялась. Онапосмотрела на Ому, но та лишь недоуменно покачала головой.

— Этой вещи не было среди нарядов, привезенных нами изАлькасабы Малики, — сказала Ома. — Я помню лишь, как однажды поутру мы рылись всундуке в поисках какой-нибудь теплой шали: день обещал быть прохладным. Вотэта просто-напросто лежала поверх прочих тряпок. Мне и в голову не пришлопоинтересоваться, откуда она взялась. Я подумала, что это подарок господинакалифа…

— Госпожа, я обязан задать один вопрос, — сказал врач. — Тывполне доверяешь своей прислужнице? Зейнаб пришла в неистовство.

— Как ты смеешь? — Она с величайшим трудом овладела собою изаговорила ледяным тоном. — Я верю Оме, как самой себе. Она со мною пособственному выбору. Я предлагала даровать ей свободу и отослать домой, вАллоа. Она отказалась. Она отказалась даже стать женою Аллаэддина-бен-Омара,которого любит всем сердцем, и все ради того, чтобы не покидать меня! — Зейнабпротянула руку подруге, и Ома благодарно сжала ее. Глаза служанки были полныслез. — Ома верна… Никогда она не причинит мне зла.

— Госпожа, прошу простить меня, но я обязан был спросить… —врач был искренен.

— Путешествие не повредит госпоже? — спросил калиф. Вопросэтот изумил всех.

— Куда ты хочешь увезти ее, мой господин? — спросил Хасдай.

— Во дворец Аль-Рузафа. Она будет там в безопасности, покудане оправится совершенно, — отвечал калиф. — Мы поедем с остановками: спервадоедем до Алькасара, что в Кордове, передохнем, а потом спокойно доберемся доАль-Рузафы.

— Да… — врач задумался. — Пожалуй, это недурная мысль, мойгосподин. В Аль-Рузафе ситуацию можно держать под контролем, не то что в этомкурятнике… А дворец все еще обитаем? Ты не был там с тех самых пор, когда дворпереехал в Мадинат-аль-Захра…

— Я поселю се в прелестном летнем домике среди тамошнихдивных садов, там уютно и вполне можно жить. Не впервые мне возить тудакрасавицу… — В глазах Абд-аль-Рахмана сверкнули шаловливые огоньки. — Тампокойно, — докончил он более серьезно.

— Все одежды госпожи необходимо предать огню, — продолжалврач. — А драгоценности — прокипятить в уксусе. Мы не можем исключитьпроникновение яда во все вещи, которых касалась отравленная шаль.

Калиф заметил, что глаза бережливой Зейнаб темнеют, ипоспешно сказал: