– У меня есть выбор? – прошептала Илька, на что Ситрик лишь пожал плечами.

В самом деле, выбора не было. Её рукой и её ножом, в котором сидел заговорённый дух серпа, стоило собирать и резать травы.

– Я пойду с тобой, – так же тихо произнесла она. – Я тоже не хочу терять время.

Отправились они через несколько дней, когда Илька окрепла и выздоровела. Все эти ночи они коротали втроём под одной крышей, как и положено зимой, занимаясь починкой старых вещей да разговорами у огня. Ильке наконец удалось разговорить Ситрика, и он рассказал, теперь уж не тая от Гримы, многое. Он рассказал о том, откуда он, что случилось с ним и кем он был прежде. Поведал и об Онаскане, о проклятой деве и её муже, оказавшемся волком. Помимо слов о жизни своей он также изрёк много песен и саг, бо́льшую часть из которых Илька не слышала прежде. Каждый раз он начинал неуверенно, будто боялся, что за речи его выставят на мороз, а после смелел. Голос его креп и становился громче. Он был как пьяный, когда говорил много, только не от мёда или пива, а от узоров из слов, которые он складывал, как показалось Ильке, вполне изящно. Он напоминал ей одного из тех рунопевцев, словесных охотников и танцоров, о каких рассказывала ей Бабушка. Верно, он мог бы стать нойтой, как и она, будь у него в предках своя такая Бабушка. Мать, правда, молчала, обиженная и пристыженная, и Илька чувствовала себя виноватой перед ней. Да и перед гостем тоже за то, что тот узнал нрав её матери, какой она прятала ото всех и показывала лишь тогда, когда оставалась наедине с дочерью.

Однажды ещё зашёл Хирви – нога его зажила окончательно. Он рассказал Ильке, что его мать чувствует себя хорошо и уже полностью здорова, а также поделился новостями с залива. Люди из племени кирьяла взяли почти пустой недостроенный город и уже подумывали о том, чтобы перебраться туда. В новом городе не было запаха смерти, в котором Ве жил уже несколько лет.

На Ситрика Хирви, как пришёл, посматривал с опаской. Наверняка он никак не мог взять в голову, откуда на парне, похожем на чужака, одежда с ткаными узорами его родного племени. Илька представила гостя как колдуна, опираясь на его умение находить слова так же, как это делала она сама. Однако сыскать расположение Хирви одним лишь представлением не удалось, и мужчины поговорили друг с другом, сидя у огня. Илька переводила им речь.

Разговор случился как раз в ночь перед походом.

Вышли они из дома ещё до рассвета. Благо зимняя долгая ночь позволила им выспаться после прощания с Хирви. Небо было пасмурное, серое, тёплое и бесконечно тихое. Не было ни ветра, ни снега, и мир казался замершим, замёрзшим. Илька отдала Ситрику свои лыжи, а сама нацепила на ноги Бабушкины – они были даже меньше её досок. Блоха увязалась с ними. Она радостно бежала впереди, мышкуя, как лисица, и проваливаясь в снег по шею. Тропы до Восходного озера не оказалось.

К озеру они пришли, когда встало солнце. Его не было видно, но блёклый свет, озарявший облака изнутри, просвечивал сквозь редкие и тонкие прорехи. День немногим отличался от ночи. Они прошли по льду – Ситрик знал, где идти, ориентируясь на торчащую из снега треугольную крышу домика на берегу переправы. Жилище было пустое – его хозяйка всё ещё была в городе.

Как облака застилали небо, не давая продыху солнышку, так и мрачные мысли окутали Ильку. Ей было не по себе оттого, что она покинула мать. Обиженную, рассерженную, одинокую. Даже Блоха не захотела остаться с ней.

– Мы же скоро вернёмся? – спросила Илька Ситрика, когда они прошли мимо дома и поднялись на лесистый холм.

– Не думаю, – чуть поразмыслив, ответил парень. – Время в Чертогах альвов идёт иначе. Когда я пробыл там седмицу, оказалось, что в нашем мире прошло больше месяца.

– Руости! – шикнула Илька. – Ты чего сразу не сказал!

Она остановилась посреди тропы, воткнув палки в снег. Ситрик остановился и обернулся.

– Что случилось?

– Я не могу надолго оставить мать одну! Там же пришлый народ, и… и она толком не может ходить. Если что-то случится, она не дойдёт до Ве.

– Что же, ты хочешь вернуться?

Илька замотала головой. То, чего она хотела, давно уж стало неважным.

– Мы вернёмся сразу, как соберём травы. Думаю, что за день время сдвинется не сильно, – терпеливо, будто зная, о чём говорит, пояснил Ситрик, видя, что Илька колеблется. Однако тонко чующая любое настроение нойта узнала в его словах неуверенность. – Если ты так и будешь тут стоять, то мы точно потеряем время.

Девушка злобно и отчаянно рыкнула голоском маленького зверя. Подобрав палки, она всё же пошла за Ситриком, и парень ободряюще улыбнулся ей. Он шёл на лыжах ровно и быстро, так что Илька, только оправившаяся от болезни, еле поспевала за ним. Она и на это умудрилась рассердиться: парень выглядел тощим и малосильным, однако на своих длинных ногах он шёл на лыжах так, будто вместо досок у него под ступнями были гусиные крылья. А слыша её недовольный ропот, он только посмеивался. Отчего-то её дурное настроение забавляло его.

В середине дня они пообедали в лесу. Илька разожгла небольшой костёр, чтобы подогреть ягодные лепёшки, сушёную рыбу и отвар, который она взяла с собой в глиняной фляге. Несмотря на то что ей во время охоты часто доводилось ночевать в лесу, есть она предпочитала так, будто то был ужин у очага под крышей дома.

Потушив огонь и отдохнув, они снова отправились в путь. Шли молча и упрямо, разрезая лес пополам следом от лыжных досок. Илька неизменно отставала, и Ситрик останавливался, дожидаясь её. Силы вовсе покинули её, когда в лесу начало смеркаться.

Парень всматривался в лес.

– Ищешь врата? – спросила Илька, подойдя ближе.

Ноги её дрожали, а из носа без остановки текло. Хотелось уже поскорее добраться до ворот и спрятаться в чертогах, где, по словам Ситрика, было почти вечное лето. Зима успела надоесть, хотя до весны было ещё три, а то и четыре луны, не меньше…

– Да, искал. Но мы ещё не дошли, как мне кажется. – Он вздохнул. – Когда я был тут в последний раз, ничего не было видно из-за сильной метели и снега, летевшего в