не надо о ней. Насколько же бывает обманчивым первое впечатление.

К реальности его вернул всеобщий задорный смех. Кажется, Риэган опять удачно пошутил. Воодушевлённый успехом, король продолжил развлекать присутствующих. Он рассказывал истории, увлечённо жестикулируя, и Элмерик подумал, что если бы не бремя короны, из их правителя мог бы получиться неплохой актёр.

Мрачный вечер перед боем превратился в самый обычный. К Соколятам вернулся аппетит, и вскоре пришлось посылать за новой порцией еды и эля.

Раскрасневшаяся Розмари хохотала, обмахиваясь полотняной салфеткой, то и дело сдувая с лица непослушную белокурую прядку. Джеримэйн довольно ухмылялся и даже попытался хлопнуть Риэгана по плечу, но в последний миг удержался и сделал вид, что чешет в затылке… Кажется, он изменил своё мнение о сильных мира сего в лучшую сторону, решив, что уж по крайней мере этот король — свой парень. Орсон так вообще смотрел на Его Величество с нескрываемым обожанием. Даже в глазах Келликейт появился интерес, хотя прежде она всегда напускала на себя особенно равнодушный вид. А Элмерик вдруг содрогнулся от мысли, что если вдруг завтра они потерпят неудачу, то этот удивительный король, шутками и байками подбадривающий отряд верных ему чародеев, уже не увидит следующего рассвета. Ведь открыв Врата и впустив врагов в собственные владения, он нарушит Правду Короля — и сама земля покарает его за вынужденное предательство. Риэган мог только всецело положиться на Соколов и довериться им. Поэтому он и приехал познакомиться инкогнито. Ему хотелось получше узнать людей, которым дважды в год придётся вручать свою жизнь и судьбу всех Объединённых Королевств. И нельзя было не признать: интересный он человек, этот Артур Девятый… Теперь Элмерик хотел бы во что бы то ни стало оправдать его ожидания. И ожидания наставника, разумеется. Вот отец удивился бы, узнав, что непутёвый сын стал настолько важной птицей, что сидит за одним столом сразу с двумя королями: человеческим и эльфийским! И не просто так сидит: оба короля возлагают на него надежды. Голос Каллахана, раздавшийся прямо над ухом Элмерика, вмиг разрушил всю важность момента:

— Нечего клевать носом за столом. А ну иди в свою комнату.

Бард хотел возразить, что вовсе не спит, но язык почему-то не слушался. Он ещё помнил, что собирался бодрствовать всю ночь, но решимость таяла на глазах.

Наутро Элмерик даже не вспомнил, как попал в кровать. Он подозревал, что кто-то дотащил его, но спрашивать у друзей не стал. На тумбочке обнаружились стакан с каким-то отваром и записка, что это поможет от похмелья. Почерк бард не узнал.

Над Чёрным лесом розовело зарево. Настал день, ради которого все они оказались здесь. Элмерик не хотел загадывать, каким он будет, но в глубине души всё равно надеялся на чудо.

Глава четырнадцатая

Когда собираешься на важное дело, хочется взять с собой всё и сразу — а вдруг пригодится? Подумав, Элмерик выложил из сумки книги и свитки, перо и чернила. В пылу сражения вряд ли найдётся время заглянуть в заметки. Бард исписал около сотни листов мелким почерком, но твари из Междумирья едва ли оценят его старания. А с собой нужно взять удобную одежду да верную арфу. Может, ещё флейту на всякий случай. Хоть наставник и не уважал музыкальные чары, считая их намного слабее певческих.

После некоторого колебания Элмерик выложил даже нож для чар: не его это теперь дело фэды чертить, для этого есть Джерри. Каждый должен заниматься тем, к чему лежит его душа. Особенно в битве. А дело барда — петь.

Он надел все обереги, которые Розмари вручила ему ещё накануне. Одна из подвесок с сушёными ягодами рябины усиливала чары. Вторая — лакированный спил орешника с вырезанным по краю витым узором — отводила глаза врагу. А третья… О, если даже Элмерик и хотел бы сдержать восхищение, то не смог бы. Это была Слеза Бригиты. Настоящая. Та, про которую он видел сон и о которой рассказывала леди Эллифлор. Кристалл, способный один раз отвести неминуемую гибель.

Розмари отмахнулась от его благодарностей, лишь велела завязать шнурок покрепче и не показывать Слезу Бригиты другим — мол, на всех-то не напасёшься, а кому не досталось — вдруг обидятся? Элмерик, конечно, поинтересовался, сколько всего Слёз ей удалось сделать. Девушка смущённо призналась, что всего две, но так и не сказала, кому досталась вторая, как бард ни допытывался.

Этим утром брауни переусердствовали и натопили печь так сильно, что в доме стало невозможно находиться. Поэтому Элмерик, собравшись, решил выйти на улицу, чтобы не путаться под ногами у остальных, а заодно и освежиться. Суровая зима, которую сулили приметы ещё в конце лета, наконец-то настала. Начавшийся после полуночи снег шёл до самого рассвета. Когда же встало солнце, небо сразу очистилось, но стало ещё холоднее. Смотреть на снег было аж больно. Внутренний двор напоминал ещё не тронутую пером страницу будущей книги — чистую, без единого пятнышка. Даже вездесущие птицы ещё не успели оставить следов, похожих на тайнопись; лишь несколько случайно упавших ягод алели под сплетёнными стволами рябин, словно капли крови. От невозможно прекрасного сочетания красного и белого в сети чёрных ветвей у Элмерика захватило дух. Наверное, он мог бы сложить про это балладу, будь у него время. Но времени не было.

На крыльцо вышел Риэган. Или, вернее сказать, Артур Девятый. Лицо его было исполнено мрачной решимости, грудь украшала королевская цепь — та самая, что в ночь, когда Артур раскрыл своё инкогнито. Клинок в узорчатых ножнах висел с правой стороны, а кинжал с левой. Налетевший порыв ветра сдул с деревьев снег, и светловолосого короля обсыпало снежной крупой. Его мантия взметнулась, будто алые крылья за спиной. На вышитом гербе — три золотые короны на червлёном поле — мелькнули солнечные блики. Король снял перчатку и отряхнул волосы, даже не улыбнувшись.

— Уже пора? — обратился он к Каллахану, который вышел следом.

Тот прикрыл глаза ладонью, глядя на розоватое небо и солнце, едва поднимающееся над лесом.

— Рано ещё. Подождём…