дорогой, но черт моего работягу Йонаса принес. Пока мы с ним намиловались, пока общей радостью поделились, увидели, что солнышко в окошке улыбается...»

Эти не имеющие прецедента в истории мировой криминалистики свидетельские показания мы запечатали в красную папку «Дело Фатимы, приложение № 9». Жалея Ваши, господин начальник, драгоценные нервы, мы не советуем распечатывать эту папку да и сами больше не желаем в ней копаться. Мы только желаем обратить Ваше просвещенное внимание, что пущенная Розалией Чюжене скверная сплетня об окровавленных руках Анастазаса Тринкунаса и г‑на Мешкяле весьма популярна в Кукучяй, особенно в кругах босяков, что лишний раз подтверждает другую древнюю истину — лица, твердо стоящие на страже существующей власти, порядка и морали, всегда вызывают звериную ярость у черни и политических врагов. Враги всегда стремились и будут стремиться запятнать непорочную репутацию этих благородных личностей, как в служебной, так и в частной жизни, дабы — в данном конкретном случае — скомпрометировать всю литовскую полицию и весь союз шаулисов, иными словами, дабы расшатать устои нашего независимого государства, что, разумеется, пошло бы на пользу евреям, цыганам, разбойникам, ворам и коммунистам, подобным Аукштуолису, под влиянием агитации которого кукучяйские землекопы поднимают в Жемайтии кровавые стачки, а вернувшись домой, нападают на граждан доброй воли.

Собрав столько фактов и разноречивых мнений, мы покамест воздерживаемся от окончательных выводов, довольствуясь догадкой, что «тенью» задержанного в кровавую ночь накануне дня святого Иоанна Рокаса Чюжаса был не кто иной, а Пятрас Летулис. Исходя из запоздавшего письма Умника Йонаса, можно сделать вывод, что он вернулся к своему шефу Бенедиктасу Блажису гораздо раньше и лично организовал «операцию ночи перед днем святого Иоанна», одновременно втянув в это преступление и несовершеннолетнего Рокаса Чюжаса, который, как мы видели выше, умеет держать свой хорошо подвешенный язык за зубами, обладает крепкой головой, волей и характером. Совершенно возможно, что Пятрас Летулис, стремясь обеспечить удачный исход операции, при помощи пока нам не известных связных вызвал домой свою сожительницу Стасе Кишките со всей шайкой голодных землекопов. Ведь, согласно письму Умника Йонаса, они не собирались быстро возвращаться. Какой же черт, извините за выражение, пригнал их всех скопом накануне дня святого Иоанна в Кукучяй, усадил за гумном Рилишкиса, где они курили и пьянствовали? На какие шиши? — если повторить слова бабушки местного шаулиса Рилишкиса Виргинии, отличающейся светлым умом и ясными глазами, показания которой вместе с шестью окурками и двумя порожними бутылками из-под водки уложены в зеленой папке «Дело Фатимы, приложение № 10». Нас еще больше интересует вопрос, почему землекопы не пришли пьянствовать на городище гораздо раньше, чего они ждали? Не этого ли черного жеребца с черной телегой и двумя или тремя черными фигурами? Может быть, именно Розалия Чюжене была этой доброй лаумой, которая вместе со своим дряхлым фавном Умником Йонасом (кстати, первым отделившимся от компании) переживала за своего сыночка Рокаса и Пятраса Летулиса, чтобы тем удалось в Пашвяндре убить и ограбить г-жу Шмигельскую, доверчивый характер и все подступы к ее богатству так хорошо выведал кабан с хутора Цегельне Блажис, прикрываясь сватовством Анастазаса Тринкунаса?.. Причем, так недавно!

Далее. Мы твердо убеждены, что коварный цыган Мишка, пособничавший разбойникам в Пашвяндре, привез их на своем Вихре в Кукучяй и, прикрывшись развязанной землекопами дракой, получил от своих спутников подарок — свою невесту Фатиму Пабиржите из тюрьмы. После этого, ликуя, он укатил в леса возле польской границы отпраздновать свадебную ночь, а по дороге, в отместку мучителю своей крали, поджег сеновал в Пашвяндре. А других два кровавых наймита Блажиса, не менее счастливых, чем их возница, пешком отправились в сторону хутора Цегельне, к своему хозяину, но у самого дома напоролись на вышереченную засаду. Матерый волк Летулис вместе с добычей удрал как «тень», а неопытный Рокас Чюжас попался. Вот и весь сказ. Однако, он еще потребует от нас немало драгоценного времени, ума, пота и воли, дабы слова наши стали плотью и не жили бы только среди нас...

Завершая сей скромный рапорт с предварительными выводами, сулящими крупномасштабное дело, мы твердо убеждены, что Вы, господин начальник уезда, поддержите наши дальнейшие шаги всеми средствами, находящимися в Вашем распоряжении. В «Деле Фатимы» не должно остаться ни одного белого пятна, ни одного вопросительного знака! Мы, служащие полиции, должны пользоваться в этом уездном захолустье исключительным правом слежки подозреваемых, произведения обысков, финансовой поддержки своих помощников среди местного населения. В противном случае мы не ручаемся за успех расследования и предсказываем еще более опасные эксцессы не только в Кукучяйской волости, Утянском уезде, но и во всем нашем государстве, в свой юбилейный, Двадцатый год независимости переживающем серьезный кризис в связи с ультиматумом Польши со всеми его последствиями — об этом красноречиво свидетельствует коммунистическая листовка, призывающая к свержению г.г. Сметоны и Миронаса, а также полиции и ксендзов (см. «Дело Фатимы, приложение № 11»). Она была обнаружена на указателе лесничества Павижинтис по дороге в Пашвяндре накануне дня святого Иоанна. Как знать, может, это дело рук кукучяйского фельдшера Пранаса Аукштуолиса, или Пятраса Летулиса, его пособника, который помогает ему распространять гибельные для нации и государства идеи?

Имея в виду сей грозный документ, мы считаем, что «Дело Фатимы» надо расследовать не только в уголовном, но и в политическом аспекте, связав его с прежними антигосударственными рецидивами в этом захолустнейшем городке уезда, как, напр.: ограбление ящика с пожертвованиями на освобождение Вильнюса накануне 16 февраля с.г.; срыв объединенного юбилейного вечера шаулисов и павасарининков; публичное коллективное осмеяние и фактическое изгнание из городка высокого представителя союза шаулисов г‑на Бутвинскиса; не имеющее прецедента похищение винтовок местного отряда шаулисов в тяжкий час ультиматума и последовавшее после этого временное умопомешательство первого кукучяйского шаулиса — ветерана Анастазаса Тринкунаса. И т. д. и т. п. (см. шире в папке «Дело Фатимы, приложение № 12»).

Дабы по возможности быстрее положить на стол судьи дело Фатимы, мы собираемся продолжить дальнейшее расследование событий ночи накануне дня святого Иоанна, руководствуясь древнеримской мудростью „festina lente“, что в переводе на литовский язык означает: «Спеши медленно, пока не знаешь, что тебя ждет — виселица, позорный столб или лавры?» И упаси господь осудить нас, господин начальник уезда. Мы, как и все смертные, жаждем лавров, и поэтому, прикинувшись дураками, держим на свободе виновных, а подозреваемых называем лишь свидетелями, поскольку свято убеждены, что лишь таким образом медленно, с шуточками и прибауточками, ни на кого не указывая судейским перстом, мы загоним в западню всех, кто заслужил этого. От надежных агентов в