Моя совесть чиста. Вот если мой совет нужен, как к барышне Микасе в амбар проникнуть, тогда дело другое. Идите прямо в дверь. Она не запершись в кровати валяется, богу молится и черта ждет. Господин Мешкяле, вам первенство. Мы с Анастазасом за углом подождем да послушаем, как надо твердой девке сердце размягчить. Господин начальник полиции, говорят, в этом деле мастак», и т. д. и т. п. По этой цитате из протокола хотя бы приблизительно видно, как хорошо подвешен язык от натуры у Рокаса Чюжаса и насколько его незрелый еще ум восприимчив «наукам» со стороны. Что ж — удивляться здесь нечего. При последующем опросе сторожа волостной управы и кутузки Тамошюса Пурошюса, который до нынешнего лета был вхож в круги кукучяйских босяков, стало ясно, что отец Рокаса Чюжаса, местным населением прозванный Умником Йонасом, землекоп, ни одного из своих семерых детей не пустивший учиться, а выгнавший в люди батраками, приобрел дорогой радиоприемник с наушниками («Лучше пустое брюхо, чем пустая голова», как он выражается), придерживается левых взглядов, поскольку, вернувшись с летних промыслов, постоянно слушает московские передачи и обо всем имеет собственное мнение, противоположное общепринятому, которое пропагандирует наша сметоновская власть через газеты и прочие каналы. «Тьфу! — обычно говорит он, послушав голос из Каунаса. — Мог бы, выдрал бы я у тебя язык через другой конец, золотарь проклятый. Раз уж у тебя голос зычный и наловчился, прочитав чужую грамоту, мудреца ломать, почесать, где свербит, загладить, где болит, и презирать всех, кто иначе думает, то катись ты к черту в ксендзы, как наш Жиндулис, и читай дурацкие проповеди бабам, вместо того, чтоб уши мне засорять да сметоновские порядки хвалить... Всех вас повесить надо, всех, кто, сдирая седьмую шкуру с простого человека, ему рай обещает. Все равно где — на земле или на небе! Повесить вас, на мелкие куски изрубить, перемолоть и — в навоз, во имя отца и сына Иисуса Христа, господа нашего, кровью которого все мы искуплены, но не все спасены и потому обречены, стиснув зубы, терпеть бедность, безработицу, несправедливость, пока не придут большевики и всех до единого сравняют, и всем дадут работу, и всем — землю, во веки вечные аминь». Комментарии излишни, и так можем яснее ясного представить себе, какое влияние оказал такой, простите за выражение, отец, целые шестнадцать лет подобными братоубийственными разглагольствованиями маравший совесть и сознание своего сына-поскребыша, а на семнадцатом году жизни отдавший его в батраки к Блажису, вся жизнь которого от колыбели до скамьи подсудимых запятнана ложью, насилием и обманом. Мало того — мать Рокаса Чюжаса Розалия, по свидетельству того же Тамошюса Пурошюса, женщина нечистоплотная умом, невоздержанная на язык и невзнузданная морально, вдобавок гулящая. Ее, по его словам, больше интересует производство детей, чем их воспитание. Здесь, в рапорте, мы не станем шире распространяться о том, какое отрицательное влияние на Рокаса Чюжаса и всех детей босяков оказывали и продолжают оказывать песенки и куплеты запойного кукучяйского пьяницы, закоснелого матерщинника, местного сапожника Йонаса Кулешюса, которые он, при помощи своих крестников, тоже несовершеннолетних, — Напалиса и Зигмаса Кратулисов (кстати, сыновей вашего, господин начальник уезда, соратника времен добровольческой армии Юозаса Кратулиса, сейчас, увы, простого землекопа!), усердно распространяет, сея в народе вводящие в заблуждение мысли о боге, церкви и родине, оголтело высмеивая священные патриотические католические идеалы, объединяющие нашу нацию, и откровенно, в рифму, по примеру Умника Йонаса, призывает «весь литовский люд Сметоне выбить зуб», а прочих господ и дам «в баньку Крауялиса согнать да шкуры с них содрать» и, выделав эти шкуры, предлагает свои услуги, чтобы для детей босяков «черные хромовые сапожки», а для бедняцких девочек — «белые лайковые перчатки», так что, «когда большевики в Кукучяй прибудут, все босяки барами будут!» (Продиктованные Тамошюсом Пурошюсом и нами записанные песенки и куплеты Кулешюса читайте в папке «Дело Фатимы, приложение № 5».)

Вот перед Вами, господин начальник уезда, как на ладони основные причины, благодаря которым Рокас Чюжас, оказавшись во вредоносной среде хутора Блажиса, «расцвел пышным цветом», от слов перейдя к действиям. Попросту говоря, стал у своего хозяина — матерого волка — не столько слепым, сколько сознательным исполнителем воли, в эту особенно трудную для «тройки» минуту, когда угодила в западню кривасальская куница, хитроумная Фатима Пабиржите, которая, потеряв терпение кормить пустой грудью подметного младенца, еще день тому назад сагитировала через решетку мать Рокаса Чюжаса Розалию, а через нее и всех баб босяков, силой отобрать у Тамошюса Пурошюса ключи от кутузки и выручить «несчастную матерь» наподобие пресвятой девы с младенцем, попавшей в лапы Ирода. Лишь после вмешательства полиции и самого «Ирода» (кстати, Розалия Чюжене посмела так назвать г‑на Мешкяле) был ликвидирован второй, не имевший прецедента случай в истории Кукучяйской волости с середины девятнадцатого века, когда бабушка вышеупомянутой Розалии Чюжене Грасильда, собрав толпу крепостных баб, напала на ту же самую волостную кутузку и, разоружив и сняв штаны с трех пьяных жандармов, выпустила на волю своего возлюбленного Иокимаса и еще троих участников бунта, повесивших в Пашвяндре помещичьего надзирателя Пшибиляускаса, который изнасиловал ее в ночь на святого Иоанна.

Прилагая к «Делу Фатимы» полный вариант вышеобъявленной сказки, поведанной Тамошюсом Пурошюсом (см. «Приложение № 6»), мы надеемся, что Вы, господин начальник уезда, прочитав ее с неослабевающим интересом, поймете, как еще живы в нашем народе традиции бунтарского прошлого, и вместе с нами от души пожалеете, что они, завладев умами темной бедноты, в наши дни приобретают реакционный оттенок, причиняя много непредвиденных хлопот полиции, чиновникам и другим силам нации, борющимся за порядок, счастье и светлое будущее нашего маленького государства.

Эту нашу мысль, не столь оригинальную, сколь актуальную вчера, сегодня и завтра, со всей очевидностью подтверждает «Приложение № 7», которое составляет содержимое карманов штанов Рокаса Чюжаса, как-то: складной нож, несвежий платок и смятое письмо. Ах, как жаль, что участники засады, догадавшись обыскать задержанного и изъять эти отягчающие улики, из-за отсутствия времени и света не смогли внимательнее изучить их на месте, отпустили домой несовершеннолетнего Рокаса Чюжаса и погнались за не пойманным, мнимым Мишкой. Такова уж ирония судьбы, что нам, догоняющим, беглец сто раз дороже того, кого уже имеем в руках... Что поделаешь — век живи, век учись, и озорной черт постоянно подставляет тебе ножку... Лишь на следующий день после кровавой ночи мы, вызванные господином Мешкяле на место происшествия и ознакомленные со всеми обстоятельствами преступления, заметили, что складной нож и несвежий платок — окровавлены и окровавлено смятое