огромный Змей.

Тогда пошел я в хлев свиной

И лег там спать среди свиней.

ХРУСТАЛЬНЫЙ ЛАРЕЦ

Меня легко поймала Дева,

Когда на воле я плясал

И спрятала в хрустальный ларчик,

Замкнула мотылька в кристалл.

Жемчужно весь ларец светился

И мне открылся мир иной,

Я увидал снаружи – Землю,

Луну с орех величиной.

Как остров – Англия предстала,

И весь явился Лондон мне:

Игрушечный Вестминстер, Тауэр,

И мост, и Темза при луне.

Иную деву вижу я,

А в ней другая Дева зрима,

А в той сквозит еще одна,

И сладок страх непостижимый.

В одной улыбке брезжут три.

Я загорелся, я рванулся —

Тройную тень поцеловал

И трижды поцелуй вернулся.

И сквозь покровы к тайной – к ней

Простер я пламенные длани,

Распался в уголья ларец…

И я стою – один в тумане…

Дитя – я плакал и блуждал,

И женщина рыдала где-то…

Я был свободен и страдал…

О, жалобы и стоны ветра!

УЛЫБКА

Святая Улыбка любви,

Пустая Улыбка обмана.

В Улыбке Улыбок они

Сливаются, как ни странно.

Сурова Усмешка вражды,

Усмешка презренья ужасна,

Но хуже Усмешка Усмешек,

Захочешь забыть – все напрасно.

Спасение наше в одной

Улыбке неуловимой,

В той изначально родной —

И любящей и любимой.

С колыбели и до седин

Посещает она не часто,

Просияет лишь раз один —

И забудешь свои несчастья.

МЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Я странствовал в стране Мужчин

Воинственных и Женщин ярых.

Их всех – и молодых и старых

Пронзили ужаса лучи.

Там в горе и слезах зачато

Родится в радости Дитя.

Срываем яблоко шутя,

А сколько было трудов когда-то.

Дитя – Ребенка – Существо

Берет Старуха, распинает

И жадно воплями его

Златые чаши наполняет.

Пронзает копьями Младенца,

Венок из терний ему плетет,

Вдруг вырывает руками сердце,

Бросает сердце в огонь и лед.

Перебирает каждый нерв

Когтями, как живые струны,

От мук его помолодев,

Вдруг расцветает Девой юной.

Он тоже юноша – и весь в крови.

Смеясь, он путы разрывает

И Девою овладевает

В отчаяньи, гневе и любви.

В нее он входит – в каждый нерв,

Так плуг проходит в почве черной.

Она теперь – его посев

И сад плодами отягченный.

А сам, как Тень, уже согбен

Блуждает вкруг земного клада,

Где золото – его услада,

Парча и жемчуг и виссон.

И это ткани влюбленных душ,

И это жемчуг печальных глаз,

А золота несчетный груз —

Восторги, вздохи, крики, блажь!

Все это – пища его, питье.

И он питает весь нищий люд.

И дверь открыта в его приют —

Для всех он распахнул ее.

Ему – заботы, а пришлым – смех.

Трясутся кубки, блюда, спины

Пока из пламени камина

Малютка, ужасая всех,

Не выпрыгнет! Вся сплошь – огонь

И золото и жемчуг звонкий.

Как завернуть ее в пеленки?

Кричат: «Не тронь ее! Не тронь!»

Вся чудище – в огне изваяна

Чужих ласкает она теперь.

Выводят Старого Хозяина,

Как нищего, в другую дверь.

Ведут нечистого слепого,

В его груди судьба гудит.

И нет ему жилья другого

Пока он Девы не победит.

Откуда силы? – В охапку взяв,

Уносит Жертву безумный Нищий.

И блекнет прежнее жилище,

Узор ветвей, цветов и трав…

А дальше – трудно мне постичь,

Пускаются все чувства вскачь —

И всех вокруг уносит прочь!

Земля бугрится, словно мяч.

Прочь солнце, звезды и луна

Летят, как стая ярких птиц…

Кругом – барханы без границ —

Пустыня страшная одна…

И только мед невинных уст,

Ласк полудетских вино и хлеб —

И нежность глаз ее – и грусть!

Он жадно ест, он пьет взахлеб!

И вот он ест. И вот он пьет.

Сам все моложе, все стройней.

Мираж пугает, обман плывет….

Один – в пустыне, прижался к ней…

Нет, ускользает она, как лань.

За ней, скользящей в древесной чаще,

Он гонится и ночь, и день —

То муж зовущий, то отрок мстящий.

Она то быстрая, как спринтер,

То медленная: вот-вот настиг! —

Его уводит в лабиринты

Любви, где бродит вепрь и тигр.

Пока не станут они опять:

Она – Старухой, он – Младенцем.

И в мире много любовных пар.

И в небе звезды текут за Солнцем.

Деревья дарят живой экстаз

Всем, кто блуждал в пустыне прежде.

И города растут окрест,

Белеют в зелени коттеджи.

И спит Дитя и видит сон…

Но вот нашли его и с криком

Несутся в ужасе великом:

– Дитя родилось! The Baby is born!

Ведь кто коснется его теперь,

Того рука истлеет корнем.

И прочь бегут и тигр, и вепрь.

И плод сбивает вихрем черным.

Никто Младенца не может взять.