привычные пятьдесят минут урока. Все чего-то ждут. Я тоже жду и надеюсь. Воздух гудит от повисшего в нем напряжения. И наконец я слышу, как кто-то тихонько запел что-то приятное. Я чувствую, как мое лицо расплывается в улыбке, и облегченно вздыхаю. Это происходит каждый раз.

На языке апачей слово «земля» и слово «разум» имеют один корень. Исследуя подземную «карту» корней, мы как в зеркале видим в ней отражение собственных мыслей. Именно это сейчас и происходит с моими студентами в тишине леса, когда их руки погружены в землю, а душа поет. Под определенным углом зрения в этом зеркале сходятся все пути и ведут нас к родному дому.

Недавние исследования показали, что запах гумуса оказывает физиологическое воздействие на человека. Вдыхание аромата Матери-Земли стимулирует выработку гормона окситоцина, того самого химического вещества, которое отвечает за эмоциональную связь между матерью и ребенком, между влюбленными. Неудивительно, что нам хочется петь в заботливых объятиях любящих.

Помню, как я первый раз добывала корни. Я пришла в поисках сырья – чего-то, что я могла бы трансформировать в корзину. Но случилось так, что трансформация произошла в моем сознании. Корзина с затейливо перекрещивающимся узором из разноцветных корней, гораздо более прочная и красивая, чем та, которую могла бы сделать я, уже была создана в земле самой природой. Ели и кусты голубики, слепни и крапивники – все, что составляет жизнь леса, помещалось в этой натуральной природной корзине размером с холм, такой большой, что я сама могла бы легко в ней поместиться.

Мы все вышли на лесную тропинку и стали демонстрировать друг другу мотки корней. Ребята весело мерились их длиной. Эллиот разложил свой самый длинный корень на земле и лег рядом. Корень оказался более восьми футов – от носков ног до кончиков пальцев вытянутых вверх рук. «Корень шел прямо сквозь гнилое бревно, – говорит он, – и я последовал за ним». «Да, и мой тоже, – добавляет Клаудиа. – Думаю, он искал там питательные вещества». Большинство их мотков состоит из коротких обрывков корней, зато рассказы намного длиннее: о спящей жабе, принятой за камень; о лупе, найденной в углях старого кострища; о неожиданно оторвавшемся корне, осыпавшем Натали землей. «Мне так понравилось, что не хотелось останавливаться, – говорит она. – Казалось, что корни просто ждали нас там».

С моими студентами всегда происходят перемены после сбора корней. В них появляется нежность и открытость, будто они побывали в объятиях любящих рук, о существовании которых даже не подозревали. Глядя на них, я вспоминаю, что значит открыть для себя мир как дар, наполниться ощущением, что он заботится о тебе, что ты найдешь в нем все, что нужно.

Мы показываем друг другу свои руки. Они черные до локтей. Чернозем под ногтями, в каждой складке и трещинке кожи. Наши руки словно покрыты ритуальными узорами из хны, а ногти цвета фарфора с пятнами от чая. «Видите? – спрашивает Клаудиа, кокетливо оттопыривая мизинцы, будто на чаепитии у королевы. – Я пользуюсь специальным хвойным маникюрным корнем».

На обратном пути в лагерь мы остановились у ручья обмыть корни. Мы делаем это, сидя на камнях и опустив в воду наши босые ноги. Я показываю, как чистить корни с помощью самодельного зажима из расщепленной на конце палки. Грубая кора и мясистый подкорковый слой снимаются, словно грязный чулок со стройной белой ноги. Очищенный корень кремового цвета. Он наматывается на руку, как веревка, но через некоторое время он высохнет и станет твердым, как дерево. От него исходит аромат свежести и хвои.

Распутав и очистив корни, мы здесь же, у ручья, начинаем плести наши первые корзины. У новичков они получаются кривобокими, тем не менее все радостно продолжают. Может, эти корзины и несовершенны, но я считаю, что это начало возобновления связей между людьми и землей.

Покрытие крыши вигвама идет легко, потому что студенты садятся на плечи друг другу, чтобы дотянуться до верха и обвязать бересту корнями. Вытягивая рогоз и связывая верхние концы жердей, они научились командной работе. При монотонном плетении циновок и в отсутствие айподов любая история слушается с интересом, а под песню пальцы двигаются автоматически.

За время, проведенное вместе, мы построили себе «аудиторию», лакомились «шашлыком» из рогоза, пекли корневища и ели блинчики с пыльцой. Укусы насекомых мы залечили камышовым гелем. Осталось закончить плетение веревок и корзин. С этой целью мы расселись по кругу в нашем вигваме, плетя и разговаривая.

Я рассказываю им, как Дэррил Томпсон, старейшина племени мохавков и ученый, сидел однажды с нами во время плетения корзин из рогоза. «Я счастлив видеть, как молодые люди знакомятся с этим растением, – сказал он. – Ведь оно дает нам все, что необходимо для жизни». Рогоз – священное растение, оно упоминается в легендах ирокезов, повествующих о сотворении мира. Оказывается, слово, которым мохавки называют рогоз, созвучно с потаватомским именем этого растения. У мохавков это понятие тоже связано с заботой о младенце и звучит настолько трогательно, что слезы невольно наворачиваются на глаза. Если на языке потаватоми оно буквально означает «мы заворачиваем в него младенца», то на языке мохавков это звучит как «рогоз окутывает людей своими дарами, словно мы его дети». Это означает одно: все мы окружены заботой и любовью Матери-Земли.

Сможем ли мы когда-нибудь отплатить ей за эту безграничную щедрость? Зная, что она несет тяжкий груз заботы о нас, сможем ли мы подставить плечо и облегчить ее ношу? Я обдумываю, как лучше спросить об этом ребят, но тут, словно услышав мои мысли, ко мне обращается Клаудиа: «Не хочу, чтобы это прозвучало непочтительно или что-то в этом роде. Я вот думаю: это, конечно, прекрасно, что мы спрашиваем у растений разрешения взять их и оставляем взамен табак. Но достаточно ли этого? Мы забрали слишком много всего, делая вид, будто отовариваемся в супермаркете, так? А на самом деле мы все взяли без оплаты. Если подумать, получается, что мы украли все это на болоте». И она права. Если заросли рогоза считать болотным «Уолмартом», то охранная сигнализация на выходе должна была бы включить сирену, обнаружив наши каноэ, заполненные крадеными вещами. В определенном смысле, пока мы не начнем отвечать природе взаимностью, мы будем продолжать уносить товар, не заплатив за него.

Я объясняю им, что табак – это не материальный дар, а скорее духовный, это способ продемонстрировать наше глубокое уважение. На протяжении многих лет я спрашивала об этом старейшин и слышала разные ответы. Один из них сказал, что благодарность – это единственное, что мы можем